Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

В этих воспоминаниях мне не приходится совершенно говорить собственно о боевой жизни армии и почти ничего про боевые действия, да и в других статьях о Северо-Западной армии, даже чисто военного характера, как у Родзянко и Кузьмина-Караваева, я ни слова не видел про внутреннюю сторону ее жизни, а между тем, именно ведь здесь-то и проявлялась идейность этого движения. Не в злоупотреблениях и в беспорядках тыла, а именно во фронтовой жизни лежит оправдание всего движения, а, между тем, пока никто из этих героев ничего про себя не написал, если же и появилось что про них в печати, то принадлежавшее перу лиц, о которых можно сомневаться, были ли они вообще на фронте. Несомненно, было много среди рядовых бойцов заслуживающих название реакционеров, но масса этой молодежи думала только о России, совершенно не задаваясь политическими вопросами.

Я уже говорил выше про переговоры с эстонским правительством. Их безуспешность не останавливала, однако, деятельности эстонской армии. Командующий ею генерал Лайдонер, офицер русского Генштаба, все время относился благожелательно к Северо-Западной армии и, в чем возможно, ей помогал. Иначе отзывались о его начальнике штаба полковнике Соотсе, тоже офицере Генштаба, про которого говорили, что это офицер типа выдвинутых эпохой Керенского. В первый период существования армии (еще О.К.С.А.) помощь эстонцев выражалась в полном ее содержании, позднее же она снабжала ее снарядами и патронами. Боевая их помощь выразилась первоначально в занятии Пскова, после же этого вся тяжесть борьбы легла на Северо-Западную армию — Эстонская армия была занята в это время войной с латышами и втравившими их в нее немцами. Отказаться так легко от влияния в Прибалтике немцы не хотели, и после взятии Риги убедили тогдашнее латвийское правительство продолжать наступление не только на восток для вытеснения большевиков, но и на Север для захвата спорного между Латвией и Эстонией района, преимущественно же города Валка, население которого состояло почти в равных частях из представителей этих обеих народностей.

Сперва военные действия оказались благоприятными для латышей и германцев, их бюллетени сообщали о взятии пленных и трофеев и о быстром отходе эстонцев. Вскоре, однако, последние закончили свое сосредоточение и быстрым ударом опрокинули своих противников. Входившие в состав их латышские части, составленные в значительной части из бывших большевиков с самого начала проявили мало охоты драться, латышей же добровольцев было сравнительно немного. Немецкая же «железная дивизия», про которую раньше очень много говорили, оказалась, безусловно, ниже всяких ожиданий. Эстонские войска дошли почти до Риги, и заключенный мир размежевал обе страны по этнографической границе. Судьба Валка была решена плебисцитом, который, если не ошибаюсь, большинством нескольких десятков голосов решил спор в пользу Эстонии.

После заключения мира эстонская армия вернулась на большевистский фронт, расположившись сперва в тылу русских частей, а вскоре и заняв боевые участки. В районе Нарвы была размещена 1-я эстонская дивизия генерала Теннисона, про которого, как и про Лайдонера, мне всегда приходилось слышать хорошие отзывы. Однако не на все подчиненные ему войска белые могли положиться. Из полков этой дивизии в двух было много солдат из рабочих фабрик, среди коих большевизм держался очень упорно. Эстонское начальство боролось с ним очень решительно, неоднократно приходились слышать про расстрелы их солдат-большевиков, но всегда находились новые. По приходе дивизии на фронт обычно три полка стояли на фронте, а один в резерве, в Нарве. В это время агитация большевиков была усиленно направлена на то, чтобы вызвать антагонизм между эстонцами и русскими. Это им отчасти и удалось.

Как-то из-за проституток произошло в Нарве несколько драк между солдатами обеих армий. А вечером 10-го июля я попал на избиение русских военных эстонскими солдатами в городском саду. Эстонцы караулили все выходы и поджидали наших офицеров, некоторых из которых и избили жестоко. Тягостно и жутко было и мне, хотя, будучи в штатском, я ничем не рисковал. В нашей группе штатских шел в форме прокурор военно-окружного суда Ляхницкий, но и его не тронули. Один русский офицер был столь жестоко избит, что, кажется, умер. Весь этот инцидент был вызван левой агитацией, легко воспринимавшейся эстонским 1-м полком, в котором было много нарвских рабочих. Через день по приговору эстонского полевого суда пятеро наиболее виновных в этом избиении солдат были расстреляны. Недоразумения на этом, однако, не прекратились. То в темноте был тяжело ранен камнем в голову русский полковник Борковский, то, наоборот, пьяный офицер русского бронепоезда напал на эстонского часового и ранил его.

Вообще, настроение в городе создалось неприятное. Стали говорить про опасность открытия фронта эстонцами, когда на позиции стояли 1-й или 4-й полки дивизии. С другой стороны, продолжали опасаться нападений на офицеров и столкновений между солдатами. Как-то вечером, со стороны вокзала раздалась музыка, затем крики «ура!», а за ними ружейная стрельба и два или три орудийных выстрела. Нужно было видеть, какой переполох поднялся на улицах города. Всюду были видны люди, бегущие прятаться домой. Между тем это был всего только немного шумный уход из Нарвы на другой участок фронта эстонского бронепоезда, команда коего, по-видимому, подвыпила.

Все эти истории, несомненно, достигли одного результата — отношения между русскими и эстонцами стали весьма холодными, а тут еще присоединились «дипломатические» инциденты и вне Нарвы. То где-то около Гдова русский офицер в деловом разговоре назвал Эстонию «картофельной республикой», то возникли пререкания относительно леса, заготовленного эстонской фирмой где-то на Луге, за которым жадно следили и русские, и эстонские власти, ибо лес этот должен был быть продан за границу и за него должна была быть получена валюта, которую и хотели получить обе стороны. За этим же охлаждением началась и пропаганда мысли о бесполезности для Эстонии продолжения войны, которая уже в июле стала приобретать себе сторонников.

Пока все это происходило в Нарве, назрела реорганизация гражданского управления армии. Я уже упоминал про отказ Л. Зиновьева взяться за руководство им и неимение в армии других для этого кандидатов. Тогда он был указан Особым комитетом, образовавшимся при Юдениче, в составе Карташева, Кузьмина-Караваева, Лианозова и генерала Суворова. Избран ими был Петроградский мировой судья К. А. Александров. После некоторой переписки он приехал в Нарву для занятия должности Начальника Гражданской части. Казалось бы, при предварительном принципиальном сговоре по этому вопросу между Юденичем и Крузенштерном осуществить это было бы весьма просто. На деле это оказалось, однако, гораздо более сложным, ибо последствием его должно было явиться упразднение Военно-Гражданского управления Хомутова, против чего сей последний горячо восстал. Крузенштерн и в этом вопросе решимости не проявил и почти 3 недели Александров находился в неопределенном положении. В конце-концов, однако, Хомутов был устранен, и его Управление было преобразовано в Управление начальника Петроградской губернии.