Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Я лично еще до окончания этих переговоров просил Александрова, которого я знал еще по петербургскому мировому съезду, почетным мировым судьей которого я одно время состоял, считать меня за его подчиненного. Отношения у нас установились самые лучшие, как с ним, так и с прибывшими с ним из Финляндии его сотрудниками: Нежинским, мировым судьей Петрограда Чистосердовым и присяжным поверенным Горцевым. Нежинский, которого я знал еще по Галиции, человек большой пунктуальности и трудоспособности, ведал канцелярией нашего учреждения, Чистосердов — отделом юстиции и народного просвещения, Горцев был оставлен для особых поручений, а мне остались отделы внутренних дел и продовольственный, последний временно, ибо намечалась передача его Веймарну, назначение коего не успело, однако, состояться. По вопросам народного образования нашему Управлению большую помощь оказал бывший директор народных училищ Псковской губернии и при Временном правительстве помощник попечителя Санкт-Петербургского учебного округа Тихоницкий, человек очень живой и сведущий. Не раз приезжал он к нам в Управление из Пскова и осветил нам много сторон дела народного просвещения в то время: специалистов по нему у нас не было. Особенно неясно было нам состояние средних школ, переименованных тогда большевиками в трудовые школы.

Работа Александрова и его Управления не смогла, однако, развиться, ибо уже около 10-го августа было образовано в Ревеле Северо-Западное правительство и управление наше было упразднено. Александров уехал в Ревель, и мне была поручена ликвидация, что я и закончил к 25-му августа. За время его кратковременной деятельности Управлению пришлось особенно остановиться на организации местного управления, юстиции и отчасти народного образования. Кроме того, и это был едва ли не главный вопрос нашего существования — надлежало водворить в районе армии начала законности в гражданском управлении. В области восстановления суда уже было подготовлено назначение мировых судей приказом Командующего армии. Александров не встретил препятствий к этому, и этот суд начал вскоре организовываться. Судьи и председатели Съездов были избраны из юристов с самым разнообразным стажем, некоторые из большевистских народных судей. По-видимому, внимание при выборе их было обращено главным образов на отзывы местных деятелей.

Однако работать им почти совсем не пришлось, и поэтому трудно сказать, насколько этот выбор был удачен. Нашему Управлению пришлось также задуматься над восстановлением общих судебных установлений. Дальше разговоров это дело не пошло, и если я о нем вспоминаю, то чтобы отметить очень яркую оппозицию псковских судебных деятелей против суда присяжных. Во время оккупации Пскова немцами, они ввели вместо присяжных суд шеффенов, и вот наши коронные судьи оказались горячими сторонниками этих последних, что нас всех, привыкших к присяжным и любивших работу с ними, очень поражало.

В области местного самоуправления мне, как заведующему его отделом, пришлось с самого начала бороться за восстановление волостных и уездных земств. Мне всегда казалось, что в России, при малой численности интеллигенции и низком уровне населения в культурном отношении, не может не быть сравнительно значительного числа злоупотреблений властью, почему правильно понимаемые интересы правительства должны побуждать его к передаче возможно большего числа хозяйственных функций в руки органов самоуправления. Тем более следовало это делать теперь, когда после революции понятия о дозволенном и недозволенном столь изменились. В этом меня убеждало теперь и сравнение Ямбургского с Гдовским уездами, из коих в последнем были восстановлены приказом Хомутова старые земские управы и прежние волостные старшины, но без всякого участия населения в их выборе. На меня производило впечатление, что пассивность Гдовского населения в отношении белых отчасти и объяснялась тем, что власть оставалась ему там совершенно чуждой. Ввиду этого я и составил предположения о выборах в волостные и уездные земства, в общем, по образцу выработанных Евсеевым для Ямбургского уезда.

Александров, всю свою жизнь проработавший в судебном ведомстве Петрограда и с административной деятельностью не знакомый, не встретил возражений против моих принципиальных положений. Производить выборы я считал необходимым насколько возможно скоро после занятия района белыми, пока не было еще к ним враждебности, вызываемой их ошибками. При введении самоуправления сразу, большая часть этих ошибок падала бы на самих их избравших, и это облегчало бы положение военных властей. Александрова останавливало, однако, руководящее постановление совещания при Юдениче о недопустимости производства выборов в районе армии. Тем не менее, он согласился представить весь вопрос Крузенштерну, у которого тоже, кроме ссылки на Юденича, возражений не оказалось. Вопрос, однако, не сдвинулся дальше и был решен в положительном смысле, и то только на бумаге уже только около 20 октября Северо-Западным правительством, фактически же нигде выборы произведены не были, а из городских поселений, кажется, только в Гатчине успели выбрать Городскую думу, да и то только по приказу генерала Глазенапа, а не тылового правительства.

Мне пришлось потом не раз говорить о выборном начале с руководителями нашей политики. Говорил я о ней и с Юденичем (от которого определенного ответа не получил), и с членами его совещания. Определенным противником выборного начала в тогдашних условиях оказался один Кузьмин-Караваев, всем известный ранее как горячий сторонник местного самоуправления и расширения его прав. У него как будто прошла вера в нашу общественность, и это его настроение сказывалось и на его сотоварищах по совещанию, среди которых старых общественных деятелей не было. Почти ничего не пришлось сделать начальнику гражданской части и в области водворения законности. Фактически вся власть на местах до первых чисел августа оставалась в руках Хомутова, а Александров не мог решительно влиять на него. Кроме того, однако, возникли вопросы о том, как будет действовать гражданская власть, когда рядом с нею действует военное начальство, вооруженное всеми правами, даруемыми ему Положением о полевом управлении армией в военное время.

Вопрос этот был после некоторых колебаний разрешен в смысле создания должностей двух начальников губерний для занятых частей Петроградской и Псковской губерний, с назначением этих лиц одновременно и помощниками командиров корпусов по гражданской части. На обязанность этих лиц и должна была лечь непосредственная борьба с различными злоупотреблениями властей. В Псков на эту должность уже некоторое время намечался член 3-й Думы барон Крюденер-Струве, который теперь и был назначен. Положение его оказалось, однако, крайне трудным. Как раз в это время над Балаховичем был назначен командиром корпуса генерал Арсеньев, приехавший в Псков из Финляндии. В действительности, однако, Балахович никакого внимания на это назначение не обратил и продолжал распоряжаться во всех отношениях столь же полновластно, как и ранее. Юридически Крюденер был помощником Арсеньева, и вступил в должность, но фактически Балахович его почти совершенно игнорировал. Понемногу, благодаря своей осторожности и такту, ему удалось кое-что начать прибирать к рукам, но последовавшая вскоре эвакуация Пскова прекратила его деятельность. На должность начальника Петроградской губернии заранее намеченного кандидата не было. Ее предложили мне, и я от нее не отказался, как не отказывался в армии и от других назначений. Около 5-го августа мое назначение состоялось, и я сряду вступил в должность.