Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Министр почт и телеграфов Филиппео в одной из ревельских газет был охарактеризован как «ревельский житель». Больше про него, пожалуй, трудно было что-либо сказать. Уже пожилой человек, добродушный и благожелательный ко всем, он был типом провинциального либерального обывателя, всем нам до революции хорошо знакомого. До революции он был подрядчиком по постройке в Ревеле казенных сооружений и многим особого доверия не внушал. Почта и телеграф были в ведении полковника Третьякова, и для Филиппео никакого дела не было. Ввиду этого, его деятельность сводилась к поездкам на фронт, раздаче подарков солдатам, а попутно и официальных газет правительства, которые военное начальство в войска не пропускало.

Наконец, в состав правительства вошел еще пресловутый Иванов, но лишь министром без портфеля. Против него были особенно все псковичи, знакомые с его деятельностью при Балаховиче и не желавшие сидеть с ним вместе. Ввиду настояний Марча, его пришлось оставить в списке, но портфеля он не получил, да и то пробыл министром всего около двух недель — после ареста штаба Балаховича он написал правительству резкое письмо, добавив, что после этого он не считает возможным оставаться в его составе. Прочие министры истолковали эту фразу, как прошение об отставке и постановили считать его уволенным от должности, кажется, к общему удовлетворению. Вскоре после этого в газетах появилось открытое письмо к Иванову полковника Валя, в котором он обвинялся на основании целого ряда фактов в том, что вся его работа была на пользу большевиков. Иванов на это письмо не ответил, а вскоре в газетах появилось сообщение, что он перешел через большевистский фронт.

Первым актом правительства было признать независимость Эстонии, на чем особенно настаивал Марч. Англичане обещали, что после этого сряду будет заключен союз с эстонцами, и они всеми силами примут участие в наступлении на Петроград. Дальнейшее показало, однако, что никакого союза заключено не было, и что в октябрьском наступлении эстонцы приняли очень слабое участие. В конце августа правительство издало декларацию, по которой государственная власть должна была быть создана на началах народовластия, путем созыва Учредительного собрания, избираемого путем четыреххвостки. Земля временно оставлялась за «земледельческим населением», и сделки на внегородские земли запрещались.

Выше я уже говорил по поводу отдельных вопросов, что было сделано правительством. Здесь скажу еще, что отношение к нему, как в военных кругах, так и вообще в русских было отрицательным независимо от его деятельности: в нем видели власть, посаженную англичанами, зависящую от эстонцев, и не хотели видеть в нем свою, хотя бы областную власть. Лично у меня, как я уже говорил, были самые лучшие отношения с некоторыми министрами и вполне корректные с остальными, да и теперь я могу только признать их полное желание сделать все для блага и армии, и родины вообще. Я ни разу не видел ни в ком из них, кроме Богданова, никакой партийности, все это были люди вполне культурные и порядочные, и, тем не менее, их работа никаких положительных результатов не дала. Правда, этому была очень важная причина — все деньги были у Юденича, который, получив их от Колчака, крепко держал их в своих руках, очень неохотно отпуская их на нужды гражданские. Однако все это не устраняет того факта, что за все время своего существования, правительство решительно ничем себя не проявило.

Узнав про условия сформирования министерства, я написал Александрову, что при таком давлении иностранцев я предпочитаю оставить службу, ибо после такого грубого вмешательства в наши дела не исключается возможность и дальнейшего их вмешательства. Александров просил меня временно остаться, затем о том же просил меня и Кедрин, а затем острота вопроса как-то отпала, выяснилась второстепенная роль правительства, и я остался.

Сряду после образования правительства, Александров вызвал в Ревель всех приехавших с ним из Финляндии. Я остался в Ревеле одновременно начальником губернии и исполняющим обязанности начальника гражданской части. Около двух недель я пробыл в таком положении, причем в управлении гражданской частью никого, кроме меня не было, и, тем не менее, с текущими его делами справлялся я вполне успешно, так как их было мало. Невольно возникала мысль, было ли вообще необходимо образование столь громоздкого учреждения как Северо-Западное правительство? По количеству работы, конечно, нет, а для престижа белого движения в Северо-Западном крае нужно было выбрать другие методы для его образования.

В эти же дни, около 10-го августа, началась моя ответственная работа по управлению губернией. Ничего общего с прежними губернскими учреждениями мое управление не имело, в сущности, оно было лишь канцелярией при мне. Помощника у меня первое время сперва и не было, и заменять меня было некому. Уже только к концу сентября им был назначен Н. А. Панов, до революции старший чиновник Собственной Его Величества канцелярии, а после нее выборный уездный комиссар Лужского уезда, где он был ранее помощником уездного предводителя дворянства. Человек очень прямой и честный, он был удивительно скромен в своих требованиях и всем своим поведением внушал к себе самое глубокое уважение. Хотя ему было больше 50 лет, при большевиках он занимался в Петрограде переноской мебели, а после крушения Северо-Западной армии пошел на лесные работы. Старшие его сыновья — еще подростки — служили уже солдатами на фронте. Вся канцелярия Управления держалась на управляющем его Н. А. Беликовском, бывшем правителем дел Ревельского порта, который выполнял фактически почти всю работу, ввиду довольно слабой подготовленности к ней большинства других служащих.

При Управлении состояло несколько десятков офицеров, ожидающих назначения на разные должности. По ближайшем ознакомлении с ними выяснилось, что положительным элементом среди них являются очень немногие — их я откомандировал в распоряжение уездных комендантов для назначения волостными комендантами, а в отношении остальных воспользовался приказом по армии о возвращении в строй из тыловых частей всех здоровых офицеров. Большинство этих офицеров не имело никакого образования, многие были произведены уже после революции без всякого экзамена, относительно двух-трех потом были сомнения, не сами ли они себя произвели, и всех их объединяло лишь одно желание — не идти на фронт. С другой стороны среди них было, однако, небольшое, правда, меньшинство вполне достойных людей, добросовестно несших свои обязанности. Благодаря Беликовскому, именно из этих был составлен собственно штат нашей канцелярии.