Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Заменил его Григорович, бывший в день нападения японцев на Порт-Артур командиром «Цесаревича». Моряки относились к нему несколько иронически, как к боевому командиру: выдержать в этом отношении сравнение, например, с Эссеном он, конечно, не мог, но все отдавали ему справедливость, как человеку, несомненно, выдающегося ума и эту репутацию он, безусловно, оправдал. Уже при Воеводском фактически он ведал министерством, а став министром, действительно направлял в нем все. Конечно, и при нем в ведомстве были изъяны, но не было противодействия нововведениям, а было понимание, что то, что было хорошо при парусном флоте, не может больше служить основанием современного флота и его психологии.

При Григоровиче начальником Морского Генштаба был сперва адмирал князь Ливен. Полунемец и воспитанник немецкого кадетского корпуса, как раз он установил близкие отношения с французским и английским флотами. Во флоте его глубоко уважали за его порядочность и искренно жалели, когда он скоропостижно умер в Удине по дороге в Россию.

Отмечу здесь еще одну из особенностей нашего бюджетного законодательства этого периода. В случае разногласия между Думой и Гос. Советом по вопросу об ассигновании средств принималась цифра наиболее близкая к ассигнованию предшествующего года; таким образом, Морское министерство получало известные кредиты на кораблестроение и в 1908, и 1909 годах, ибо Гос. Совет не соглашался с нашими их сокращениями. Когда реорганизация заводов была осуществлена, представленная Думе программа восстановления флота была одобрена. Конечно, восстановление это было очень условно, ибо предусматривалась всего на всего постройка двух броненосцев по 23 000 тонн для Балтийского флота (не считая, конечно, ряда мелких судов). Уже позднее, в 1912 г., были ассигнованы средства на постройку трех дредноутов для Черного моря и 4 броненосных крейсеров по 28 000 тонн для Балтийского. Замедление в ассигновании средств на осуществление 1-й программы позднее ставилось кое-кем из моряков в укор Думе и этим оправдывалась слабость Балтийского флота во время 1-й войны. В виде общего правила можно сказать, что ни 3-я, ни 4-я Думы в ассигнованиях на оборону не отказывали, и если в этом случае морское ведомство не получило того, что просило, то лишь потому, что мы были убеждены, что до реорганизации заводов выпускаемые ими суда будут не лучше их предшественников. Мне и сейчас кажется, что мы в этом не ошиблись.

В начале нашей работы в числе прочих вопросов о злоупотреблениях в морском ведомстве был маленький вопрос о заказе минных катеров (возможно, что я ошибаюсь в их наименовании), оказавшихся мало на это пригодными. Никакого отношения к разоблачению этого дела я не имел и по нему не выступал, однако, почему-то меня вызвали свидетелем по нему после революции в Чрезвычайную Комиссию по расследованию преступлений старого режима; я, однако, и раньше этого дела не знал, и в 1917 г. конечно помнил его еще меньше.

Понемногу подошел я к представителям власти, с которыми Думе пришлось за эти 10 лет работать, и я и дам теперь обзор моих о них впечатлений. Хотел бы я, однако, отметить раньше, что столичное русское чиновничество в подавляющем своем большинстве не заслуживало тех нареканий, которые на него и тогда и позднее делались. Сознание, что дальше дело так идти не может, что необходимы более или менее серьезные реформы, было почти у всех из них, но наряду с этим надо признать, что тоже почти все принимали существующие условия жизни, как неизбежное и против них не протестовали. Лично мне видных чиновников-коммунистов встречать не приходилось, но эсеров я видал даже в генеральских погонах. Однако у большинства рутина с годами преодолевала все остальное и к ним вполне применялась фраза поэта: «Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано» [35] Строки из стихотворения Н. А. Некрасова «Рыцарь на час». . Нечестных чиновников было очень немного, конечно, и несравненно меньше, чем в Западной Европе (которую я, впрочем, узнал ближе только после 1-й войны, вообще деморализующе подействовавшей на целые народы). Лица, недобросовестность коих внушала сомнения, были на счету, и их обычно, если не совсем устраняли, то держали в стороне от денежных дел. Несомненно, существовал непотизм [36] Непотизм — кумовство. — Примеч. сост. , но где и когда его не было и не будет?

От этого недостатка не был изъят и Столыпин, на многие посты проведший своих и жениных родственников, частью людей способных, но не всегда. Переходя к отдельным держателям власти, со Столыпина я и начну. В 1907 г. у него был, несомненно, ореол спасителя страны от революции, и надо признать, что в борьбе против революционного движения 1905–1906 гг. он сыграл не меньшую, а может быть, и большую роль, чем П. Н. Дурново. Оба они были люди безусловно умные и с предвидением будущего, но возможность предупредить катастрофу царского режима Дурново видел лишь в усилении полицейского режима, необходимость чего не отрицал и Столыпин, который, однако, отстаивал и необходимость серьезных реформ, ставящих Россию более или менее на уровень Западной Европы. В этом была сила, но как вскоре оказалось, и слабость Столыпина, человека, несомненно, энергичного, не трусливого и прекрасного оратора. Когда он был назначен председателем Совета Министров и провел по 86-й статье ряд мероприятий, которые он считал неотложными, то никто против них в правительственных кругах не возражал: все были запуганы и полагались на этого человека, столь смело взявшегося за дело, с которым никто тогда не мог справиться. Однако, по мере успокоения, оппозиция против Столыпина образовалась очень быстро, сконцентрировавшись в Гос. Совете, этого склада административных древностей. Назначенный после смерти всеми уважаемого старика графа Сольского его председателем Акимов, свояк П. Н. Дурново, принадлежал к крайним правым и с места принялся за образование в Совете их большинства.

В 1907 г. в нем была небольшая группа левых, соответствующих более или менее по своим взглядам кадетам, все же остальные его члены делились на группу центра и правых, причем эти были в меньшинстве, хотя и небольшом. В левой группе, довольно бесцветной, состояли представители преимущественно университетов и кое-кто из промышленников; главарями ее были мой бывший профессор Д. Д. Гримм и кн. Е. Трубецкой. Группой центра руководили бывший министр юстиции Манухин и московский губернский предводитель дворянства П. Н. Трубецкой, до его убийства, по-видимому, на любовной почве его племянником Кристи. Это была группа, на которую опирался преимущественно Столыпин и в которую входило большинство выборных членов Совета; по убеждениям они ближе всего подходили к октябристам. Позднее, когда Столыпин начал править и когда его верные последователи образовали в Думе фракцию националистов, в Гос. Совете образовалась соответствующая группа, возглавляемая братом жены Столыпина Нейдгардтом, нижегородским губернским предводителем дворянства. В нее вошли кое-кто из группы центра, но многочисленна она никогда не была и влияние имела лишь в начале, когда ее голоса могли дать перевес той или другой группе.