Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Прекрасно делал свое дело и Новицкий, ведавший «неокладными сборами» и казенной продажей питей, тогда главным источником государственных доходов. Много говорилось про безнравственность построения государственного бюджета на народном пьянстве, но, кажется, теперь можно утверждать, что опыт всех стран без различия приводит к заключению, что попытки искоренить пьянство заканчивались всюду неудачей. В 3-й Думе, как я уже говорил, апостолом трезвости выступил Самарский городской голова Челышев. Вначале он имел успех новизны, но заменить доходы от «монопольки» было нечем, новых доводов против нее у Челышева не встречалось, и его выступления перестали интересовать Думу.

Говоря о Министерстве финансов, необходимо отметить его Кредитную канцелярию, ведавшую вопросами государственного кредита и в особенности заключением новых займов. Состав служащих этого учреждения был, несомненно, очень способным и очень многие из крупных банкиров того времени начали свою службу в нем. Укажу еще, что ни разу мне не пришлось слышать про какие-нибудь злоупотребления в этой канцелярии; во главе ее в те годы стоял Давыдов, безусловно, способный финансист, позднее с успехом работавший в частных банках в эмиграции.

Министры иностранных дел в те времена в России не играли той роли, как они сейчас играют в других странах. Все международные сношения носили характер более или менее традиционный, той срочности, которую они получили в настоящее время, в них не было, а это в значительной степени уменьшило их сложность. Министры иностранных дел носили раньше звание канцлеров, но Александр III не дал его Гирсу, а после него и другие министры канцлерами не были. Мне кажется, что Гирса, в общем, недооценили: он, несомненно, не был из числа тех дипломатов, которые создают эпоху в международных сношениях, но был человек умный и хорошо разбирающийся в обстановке. При нем произошло изменение русской политики, когда Вильгельм II отказался от возобновления союза с Россией, порвав традиционную дружбу двух родственных царствующих домов. Мы знаем теперь, что Гирс отнюдь не сочувствовал этому разрыву, но сумел сделать из него надлежащие же тогдашней обстановке выводы и провести сближение с Францией. Его преемники, в общем, продолжали его политику, но не сумели избежать осложнений на Дальнем Востоке; крупными людьми не были из них, во всяком случае, ни Ламсдорф, ни особенно Муравьев. Наоборот, Извольский, с которым нам пришлось встречаться в 3-й Думе, пользовался репутацией способного дипломата; на чем была она основана, я не знаю, но я был не один в Думе, на которого он произвел с самого начала крайне отрицательное впечатление. Человек напыщенный и самодовольный, он незаметно для себя становился игрушкой в руках тех, кто умел ему льстить и наряду с этим относился с враждебностью к тем, кто перед ним не преклонялся. Этим, мне кажется, объясняется его неудача в Мюрцштеге и его кислые отношения в Париже. При первой моей встрече с ним в Думе он меня поразил вопросом, не я ли был с ним в одном классе в Лицее; я был на 25 лет почти моложе моего дяди и очень мало был на него похож, и вопрос Извольского не делал чести его сообразительности.

После аннексии Австрией Боснии и Герцеговины Извольскому пришлось уйти с министерского поста, на котором его заменил Сазонов, женатый на сестре жены Столыпина. Человек культурный и очень милый, он не был крупным дипломатом, но его заслугой явилось завершение сближения с Англией, отвлекшего эту страну от поддержки Германии. Кроме того, Сазонов был человеком глубоко порядочным, что было, несомненно, его большим достоинством, но что наряду с этим быть может мешало ему видеть своевременно непорядочность других. Говорят, что еще при Александре III состав наших дипломатов за границей был выдающимся, и, конечно, надо признать, что влиянием они в большинстве столиц пользовались, но наряду с этим у меня осталось впечатление, что средний умственный уровень дипломатов был в нашу эпоху очень невысок. Позднее не раз приходилось мне убеждаться, что даже сравнительно видные посты в наших представительствах занимали прямо ограниченные люди. Чтобы служить за границей требовалось знание языков и денежная обеспеченность (ибо казенного жалования было определенно недостаточно), а ум и образованность часто заменялись внешним лоском. Наконец, большим недостатком наших дипломатов было то, что они знали обычно из России один Петербург и плохо понимали после многих лет службы за границей русскую психологию. Я далек от обвинения в недобросовестности наших дипломатов немецкого, греческого и вообще иностранного происхождения (ведь и сам я немецкого происхождения), но все-таки скажу, что немецкий барон из Риги или Митавы, никогда не живший в русской деревне и чуждый русской психологии, многого в русских стремлениях понять не мог; для него его служба была только службой, до известной степени спортом, в котором он должен был победить противника, но не верчением большого национального дела.

Брат А. Извольского — Петр, был обер-прокурором Синода: напыщенности брата в нем совершенно не было, наоборот, был он человек милый и простой. После революции в эмиграции он пошел в священники и подтвердил этим, что назначение свое обер-прокурором он принял из истинного интереса к церкви, а не как этап в служебной карьере. Ему выпала, однако, на этом посту неблагодарная роль ликвидатора постановления так называемого предсоборного совещания. Созыв Собора и избрание им патриарха должны были установить независимость церкви от государства, но именно поэтому эти постановления и были неприемлемы для правительства. Из году в год 3-я Дума при обсуждении сметы Синода напоминала правительству про эти постановления и также систематически оно отмалчивалось. Утверждали, что против Собора и Патриарха был лично сам Государь, но я думаю, что скорее они были неприемлемы всему синодскому аппарату, лишь перекладывавшему всю свою ответственность на монарха, как это бывало и в других случаях.

Заменивший Извольского Саблер (во время войны переименовавшийся в Десятовского) был слабой копией Победоносцева, у которого он ряд лет был товарищем обер-прокурора. Что бы ни говорили про Победоносцева, это был человек, импонировавший своей высокой моралью и несомненной культурой, чего у Саблера было гораздо меньше. Единственное, в чем он проводил твердо линию Победоносцева, это было в недопущении в епископы лиц со сколько-нибудь умеренными, не правыми взглядами. Исключения встречались крайне редко и обычно эти лица оставались викарными епископами или назначались на кафедры, где своих политических взглядов им высказывать не приходилось. К этому периоду относится как раз появление иерархов-политиков, вроде митрополита Антония (Храповицкого) или Серафима (Чичагова), деятельность которых, к сожалению, только вредила церкви, ибо обычно они проводили взгляды, уже не разделявшиеся массами. Характерно, однако, что большею частью эти политики не принадлежали к духовному сословию, а были большею частью дворянского происхождения, тогда как масса белого духовенства была аполитична, а часть ее, интересовавшаяся политикой, скорее склонялась влево. Мне могут, конечно, указать, что в 3-й и в 4-й Думах священники склонялись больше вправо, но надо отметить, что почти все они были избраны с благословения своих Преосвященных и, следовательно, представляли наиболее правый элемент среди приходского священства.