Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Вся хозяйственная часть Красного Креста Северо-Западного фронта была сосредоточена первоначально в руках В. В. Ковалевского, бывшего заведующего продовольственной частью в Империи. Потом он ушел особоуполномоченным в 1-ю армию, и не помню, кто его заменил. Мне пришлось вновь замещать эту должность, и я выбрал на нее управляющего Минским, бывшим Варшавским, Складом Красного Креста князя Н. И. Аматуни. Типичный армянин, человек очень усердный, он пользовался репутацией хорошего хозяина, но насколько он был удовлетворителен, как управляющий Складом, настолько экзамена на заведующего хозчастью он не выдержал. И у него была мания сокращать требования, что и тут вызывало такое же преувеличение запросов, как и в складе 9-й армии. Когда я приходил в склад, где порядок был всегда блестящий, то меня поражала всегда требовательность Аматуни к внешнему чинопочитанию. При хозяйственной части состояли резервы санитаров, и конский и автомобильные мастерские, которыми ведал инженер Войщев, от коего мне удалось скоро избавиться, сплавив его в Москву: это был очень яркий пример столь многочисленных у нас инженеров многоречивых, много проектирующих, но мало что умеющих толково наладить.

Пополнение санитаров происходило через их резерв, куда они поступали или из Главного Управления или — и это бывало чаще — от Дежурного генерала штаба фронта, должность которого занимал генерал Галкин, очень милый, простой человек, не производивший, впрочем, впечатления слишком мудрого. Смена санитаров происходила довольно часто, главным образом, конечно, вследствие заболеваний; впрочем, в большинстве случаев наши санитары всегда старались попасть обратно в свои учреждения. Кроме того, число учреждений все росло и требовались для них все новые и новые назначения людей. Большею частью к нам попадали теперь или раненые или старики; в числе последних встречались ополченцы, проходившие весь курс своего военного обучения в краснокрестных резервах и никакого понятия о военной службе не имевшие; не удивительно, что их выправка постоянно вызывала негодование строевого начальства.

Пополнение лошадей происходило через конский резерв, в котором происходило также лечение больных лошадей, а частью и выездка молодых. Дело в том, что к нам присылали лошадей из Самарского резерва Красного Креста, куда они поступали часто из степи и где их не успевали как следует объездить. Наш резерв сперва помещался около Смоленска в известном имении княгини Тенишевой — Талашкине, обстроенном в русском стиле. В мирное время здесь помещался и ее музей, однако теперь отсюда вывезенный. Грустно было смотреть на эту чудную усадьбу, изрядно испакощенную. Позднее конский резерв был расположен под Минском, тоже в усадьбе, но уже гораздо более скромной.

Видную роль играл в Управлении Контроль. Был у нас представителем Госконтроля шталмейстер А. В. Татаринов. Глубоко порядочный человек и совершенный джентльмен, он был несколько мелочен и давал иногда повод для нареканий на него, принимавших у Пуришкевича даже резкую и оскорбительную форму. В общем, однако, деятельность его заслуживала полной поддержки, которую я ему всегда и оказывая. Должен, однако, сказать, что больших непорядков наш контроль не обнаруживал, да их и не было в сколько-нибудь значительном числе, ибо с злоупотреблениями и главно- и особоуполномоченные вели постоянную войну. Для текущей ревизии в Управлении был отдел Контроля, коим ведал контрольный чиновник Гавдзинский. Когда я приехал, то нашел завалы непроверенных отчетов, которые ожидали отправки в Главное Управление. Отчеты эти уже проверялись большею частью в Управлениях Особоуполномоченных, где особенное внимание обращалось на проверку их по существу, в Управлении же Главноуполномоченного они проверялись больше внешне. Гавдзинский с двумя его помощниками работали очень усердно и ко времени моего ухода из Минска все завалы были ликвидированы. Гавдзинский обратил особое внимание на нашу собственную хозяйственную часть и ее закупки, и установил довольно твердо, что хозяйственность Аматуни скорее должна была бы быть определена как бесхозяйственность; начали мы с ним бороться, несколько раз собирались, чтобы установить, как от нее избавиться, но, увы, при всем добром желании изменить и улучшить свои порядки, Аматуни ничего не удалось сделать по его бестолковости.

Перечисляя все отделы Управления, я не упомянул пока нескольких лиц ближе всего пожалуй ко мне вместе с Гершельманом стоявших. Переходя на Сев. — Западный фронт из 9-й армии, я никого с собой не взял. Только на должность чиновника особых поручений я захватил из Петрограда В. М. Иславина, милого молодого человека, бывшего до того заведующим хозяйством нашего Новгородского лазарета; месяца через три он ушел, однако, юнкером в артиллерийское училище, и тогда у меня остался один «чин для поручений», бывший при Управлении и ранее — камер-юнкер граф Стефан Пржедецкий, занимавший позднее в Польше должность директора Канцелярии Министерства иностранных дел и умерший в Риме, где он был послом. Очень милый и услужливый человек, особым умом и образованием он не отличался; пользовался я им для мелких поручений по Управлению и для связи с польскими кругами и Комитетом Польского Красного Креста. Рядом с ним чинами для поручений числились еще два поляка — князья Радзивилл, один женатый на мексиканке, а другой, владелец Несвижа, на красавице американке, которая, впрочем, от него после войны сбежала. Оба они фактически у нас не работали, но так как они военной службе не подлежали, то я на это смотрел сквозь пальцы. Уже позднее я узнал, что в Красный Крест их привлекла возможность носить форму, что им давало кое-какое положение в отношении низших воинских чинов.

Ближайшими помощниками Гершельмана весь год пробыли начальники отделений Канцелярии Д. С. Ключарев и Троицкий. Оба хорошие работники и милые люди, они не выделялись из среднего уровня русских обывателей и были хороши на своих местах, главным образом, благодаря руководству Гершельмана.

После ухода Якимова передо мной встал вопрос о его замене. Перебрав всех моих подчиненных, я остановился на управляющем Витебским (бывшем Виленским) нашим складом, свиты генерал-майоре С. П. Мезенцеве. Артиллерист по образованию и службе, он в строю давно не служил, не был знаком со скорострельными орудиями, и посему не годился вновь на строевые должности. Человек очень искренний, деликатный и порядочный, он был, однако, очень скромен, что иногда ему вредило. Его любили, кажется все, кроме Аматуни, который не мог ему простить того, что не он был назначен помощником главноуполномоченного.

Приехав в Минск, я в первый же вечер познакомился с чинами Управления и с некоторыми учреждениями, а поздно ночью с Якимовым и Гершельманом стал разбираться в наиболее серьезных вопросах. Положение фронта, а с ним и Красного Креста было очень тяжелым. Уже с начала июня на Северо-Западном фронте шло отступление, и уже несколько назначавшихся для него пределов были перейдены. Не было уверенности, что теперь и мы скоро остановимся. Фронт наш проходил в этот момент, т. е. около 20-го августа, от Пинска, Барановичей, Лиды, Вильны, и дальше шел приблизительно на Митаву. Штаб фронта находился в Барановичах, а главный начальник снабжения фронта с его управлением — в Минске. К последнему — все еще Н. А. Данилову — я и отправился сразу.