Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

Это было время расцвета увлечения общественностью, и почти все искренно думали, что Военно-промышленный Комитет и Земский и Городской Союзы смогут действительно сделать что-нибудь крупное. Самым серьезным вопросом был, несомненно, вопрос о снарядах. Еще в мае Ставка поставила требование о доставке на фронт ежемесячно не менее 60 парков (т. е. 1 800 000 легких снарядов), но уже в июне число их было повышено до 108, а позднее и до 130. Когда мы съехались, уже многое было сделано, но об удовлетворении полностью требований Ставки еще и речи не было. Только зимой можно было рассчитывать подойти к первому их требованию о 60 парках. Производство ружей было все еще ничтожно, и приходилось закупать ружья, где угодно. Некоторые части вооружались захваченными австрийскими ружьями, некоторые японскими, для запасных частей покупались ружья в Италии, образец которых там в армии был заменен другим. Заказывались ружья нашего образца в Америке, но как скоро выяснилось, там и заводов соответствующих не было, и они еще только начинались постройкой на имеющие быть выданными нами задатки. Изготовление легких орудий было тоже еще ничтожно — что-то около 25 штук в месяц.

Наконец, в отношении снабжения нас тяжелой артиллерией, все надежды были только на союзников, как в отношении орудий, так и снарядов к ним. В общем, картина, показанная Комиссии Гос. Обороны и еще раньше нашим сочленам — участникам Особого Совещания по обороне представителями Военного министерства была очень печальна. Армия истекала кровью, кадры ее растаяли, а пополнить ее было нечем, ибо не было людей и в запасных батальонах; и с призывом следующих групп министерство запоздало. Но при призыве их в запасных батальонах нечем было обучать новобранцев — не было даже и патронов для учебной стрельбы. Растаяли и офицерские кадры; необходимо было их пополнить молодежью, и в первую очередь из высших учебных заведений, проводя их через краткосрочные офицерские курсы. Но пока в армии имелся ужасающий некомплект офицеров, пополнить который было нечем.

Вообще всюду получалось впечатление, что в течение первого полугодия войны Военное министерство спало и проспало самое драгоценное время, которое теперь нагнать было невозможно. Особенно преступно вело себя Главное Арт. Управление, где бездеятельность сочеталась с злоупотреблениями. Особое Совещание по Обороне, с которым пошел рука об руку новый военный министр Поливанов, порасшевелило этих господ, но пока еще результаты не сказывались. Впрочем, во время наших заседаний в Комиссии Гос. Обороны лично у меня создалось впечатление, что самые тяжелые минуты мы уже пережили, как показало однако дальнейшее, далеко не точное. Вполне понятно, что если даже на фронте, у генерала Лечицкого могла под влиянием наших неудач явиться мысль о необходимости политических перемен, что она явилась и в тылу в законодательных учреждениях.

Уже с первого дня сессии начались разговоры о принятии в Общем Собрании Думы резолюции о необходимости создания ответственного министерства. Хотя этот вопрос единодушия в среде членов Думы не встретил, однако, значительное их большинство объединялось на мысли о том, что идти дальше так, как они шли до сих пор, дела не могут, что необходимы перемены в общем строе правительства и что в первую очередь необходимо удаление Горемыкина, дряхлость и безразличие которого в такое тяжелое время делали его совершенно неподходящим. Вопрос об ответственном министерстве явился первым серьезным испытанием прочности этого блока. Увы, уже на нем единодушия не получилось. Большинство партий блока признавало несвоевременным обострение этого вопроса сейчас, считая, что не в разгар вой ны следует проводить столь серьезные реформы. Однако, с этим взглядом не согласились прогрессисты, и все-таки в общем собрании Думы высказались за ответственное министерство. Соответствующий переход к очередным делам был, однако, отклонен подавляющим большинством голосов, и Дума высказалась лишь за правительство, пользующееся общественным доверием. От кадетов возражал тогда Милюков, а земцами-октябристами было поручено сделать заявление мне. В нашем фракционном собрании я указал, что я смогу выступить только, если будет одобрена моя мысль о том, что принципиально мы стоим за ответственное министерство и после войны будем за него бороться, но сейчас, в разгар военных действий, мы считаем несвоевременным настаивать на нем. Фракция меня на такое заявление благословила, и я его сделал. К величайшему моему удивлению, мое заявление вызвало потом во фракции несколько возражений, из которых наиболее страстным было возражение Ип. Капниста. Он потребовал обсуждения этого вопроса вновь во фракции, но последняя осталась на моей стороне.

Разногласие наше с прогрессистами не разорвало блока, ибо всем была известна характеристика этой фракции. Это были почти сплошь индивидуалисты, не признающие ни партийной, ни какой-либо иной дисциплины, люди большею частью очень порядочные, но вносящие сумбур во всякую организацию. Уже раньше неоднократно прогрессисты сбивали все расчеты и предположения при спорных голосованиях, когда голоса их распределялись обычно весьма случайно. Впрочем, на этот раз они голосовали очень дружно за немедленное создание ответственного министерства. К сожалению, наше голосование учтено тогда не было, не было понято, насколько народное представительство было тогда готово идти по одному пути с правительством и Верховной Властью, и с каждой следующей сессией отношения все только обострялись.

Во время этого моего пребывания в Петрограде ко мне обратился А. А. Ильин и сообщил, что главноуполномоченный Красного Креста при армии Северо-Западного фронта, генерал Е. Н. Волков оставляет вскоре свою должность, ибо должен вернуться к исполнению своих прямых обязанностей начальника Кабинета Двора Его Величества, предложил мне занять его должность. Я принял это предложение, попечительница Красного Креста Императрица Мария Федоровна изъявила свое согласие на направление Военному министру соответствующего предложения Главного Управления, и я помчался опять в Галицию.

Нового здесь было мало; рассказали мне только про не бывавший еще в 9-й армии факт, что на Днестре, выше Залещиков, в сущности без боя, сдались австрийцам 6 батальонов дивизии генерала Парского. Раньше эта дивизия (кажется из 80-х) дралась очень сносно, причем сам Парский держался все время очень хорошо. Теперь, с укомплектованием ее из запасных батальонов, они потеряли прежнюю стойкость, и достаточно было ничтожного натиска, чтобы 6 батальонов подняли белый флаг. Парский был сгоряча отдан под суд, оправдавший его, и это не помешало ему через полгода получить гренадерский корпус, где он быстро стал известен, главным образом, как пьяница.