Александр Сидоров - В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII–X века

Знатный ( nobilis ) выделялся уже внешним видом. В глазах современников человек благородного происхождения непременно обладает физической красотой. К сожалению, детальные описания внешности в текстах отсутствуют — люди VIII–IX вв. мало интересовались такими вещами. Упоминания подобного рода представляют собой общее место. Мы располагаем подробными словесными портретами только представителей королевского дома, да и то лишь двумя. Один из них принадлежит перу Эйнхарда, другой — Тегана. По словам Эйнхарда, Карл Великий «был широкоплеч и могуч телом, высок ростом… У него был круглый затылок, большие и живые глаза, нос, выступавший немного больше обычного, красивые волосы, цветущее и жизнерадостное лицо… Хотя его шея казалась толстой и короткой, а живот немного выдавался вперед, это скрывалось соразмерностью остальных членов… голос его, хотя и звучный, не совсем соответствовал его внешнему виду». Если верить Тегану, то Людовик Благочестивый «был среднего роста, имел большие и светлые глаза, ясный лик, длинный и прямой нос, не слишком толстые и не слишком тонкие губы, крепкий торс, широкие плечи, очень сильные руки… руки его были длинны, пальцы прямые, ноги длинные и относительно тонкие, ступни большие, голос мужественный».

Наконец, из толпы «простого народа» аристократа выделяла одежда, которая являлась предельно зримым символом социального статуса. По сообщению Рихера, который написал свою «Историю» уже на исходе X столетия, герцог Гуго Капет, опасаясь засад со стороны короля Лотаря, «сменил одежду и притворился одним из прислужников… С помощью потрепанного платья и неряшливого вида герцог укрыл себя, чтобы пройти через опасные места, которых он не мог избежать, и успешно обмануть устроивших ловушки». Смена одежды подразумевала и смену поведения: «…он сам погонял вьючных лошадей, сам надевал и разгружал тюки и старался всем услужить». [11] Перевод с латинского А. В. Тарасовой.

Традиционный мужской костюм светской знати включал в себя полотняную рубаху и штаны, отороченную мехом тунику, меховую накидку и плащ, который застегивался на правом плече. Женщины облачались также в длинные платья до щиколоток. На ногах носили сапоги, кожаные ботинки, иногда с очень длинными и острыми носами, а также сандалии. Каждый элемент одежды был однотонным, как правило, голубым, красным, коричневым, реже зеленым или вовсе не окрашенным, но это было скорее исключением, ибо выдавало принадлежность к более низким сословиям. Судя по многочисленным изображениям на каролингских миниатюрах, сочетание цветов могло быть любым. Единственное, чего не приветствовалось, так это полной однотонности костюма или, напротив, цветовой пестроты его отдельных элементов, будь то полоски или клетка. Королевское платье вдобавок расшивали золотыми нитями и украшали драгоценными камнями, как это видно на миниатюрах с изображением Карла Лысого в Библии Сан-Паоло фуори ле Мура начала 870-х гг. или императора Лотаря I в Псалтыри, изготовленной в середине IX в., вероятно, для его сестры.

Многие представители знати отнюдь не чурались щегольства, ибо изящная и модная одежда, более дорогостоящая и трудоемкая в изготовлении, служила дополнительным подтверждением их высокого положения и материального достатка. Наиболее интересные свидетельства относятся к описанию внешнего вида высшего клира. Не потому, что духовенство больше интересовалось модой. А потому, что в глазах современников подобное поведение представителей этой социальной группы было особенно предосудительным. Ни одна попытка монастырской реформы или церковных преобразований в IX–X вв. не обходилась без борьбы с «недостойным» видом служителей церкви. Людовик Благочестивый заставлял клириков и епископов отказываться от золоченых перевязей, поясов и кинжалов, отделанных драгоценными камнями. Однако ситуация мало менялась. Полтора столетия спустя Рихер красочно описывает модников из среды духовенства, которые носят дорогие туники, роскошные меховые одежды, недозволенные меховые шапки с наушниками, «срамные» короткие штаны из очень тонкой ткани и неприлично узкую обувь с острыми носами. Даже монахи предпочитали платье, подчеркивающее талию и облегающее ягодицы, «как у блудниц».

Представления о знатности отнюдь не сводились только к внешним (пусть и наиболее зримым) атрибутам, но подразумевали обладание определенными моральными качествами и следование определенной модели поведения. Представители светской знати — это, прежде всего, воины. Неудивительно, что, по мнению каролингских хронистов, едва ли не важнейшей отличительной чертой аристократа является воинская доблесть. К ее проявлениям авторы относятся с особым вниманием — чем более крайние формы она принимает, тем более высокой оценки заслуживает. Аристократ должен храбро сражаться и предпочесть гибель на поле боя позорному бегству ради спасения жизни, даже если силы соперников явно неравны и победа вряд ли достижима. Характерно, что в каролингскую эпоху в битвах сплошь и рядом принимали участие епископы и аббаты, представители все тех же аристократических семей. Причем многие служители церкви демонстрировали отличное владение боевым оружием.

Описанию подвигов некоторых представителей знати авторы уделяют порой больше места, чем деяниям иных королей. Замечательный пример такого рода содержится в хронике Регинона, составленной в самом начале X столетия. Автор рассказывает о продолжительном вооруженном противостоянии двух бретонских герцогов в первой половине 870-х гг. Накануне очередного столкновения выяснилось, что у одного из них, Вурфанда, сил гораздо меньше, чем у противника. Верные герцога посоветовали ему отступить, не ввязываясь в сражение. Однако тот возразил им: «Невозможно, чтобы сегодня я сделал то, чего не делал никогда, а именно, чтобы я обратил к врагам своим тыл, и тем была бы опозорена слава имени нашего. Лучше славно умереть, чем позорно сохранить жизнь… Испробуем силы удачи (в борьбе) с врагами, ведь счастье не в многочисленности, но больше в Боге». Излишне говорить, что с таким настроем Вурфанд победил.

Однако на этом «доказательства храбрости» славного герцога не закончились. Немного погодя король повел войско против норманнов, захвативших побережье Бретани. И во время осады их лагеря Вурфанд в беседе со своими сподвижниками заявил, что хотел бы доказать, что не уступает в храбрости норманнам. И что после ухода королевского войска он готов продержаться здесь еще три дня только со своими людьми. Слова эти донесли норманнскому конунгу. Вскоре был заключен мир, король собирался обратно, но вождь норманнов потребовал, чтобы Вурфанд сделал то, что обещал. Тот с готовностью согласился и попросил разрешения у короля. Получив отказ, он заявил, что сделает это даже в том случае, если ему придется нарушить верность. Король уступил, и Вурфанд простоял под стенами норманнской крепости целых пять дней, после чего, овеянный славой, вернулся домой. Тут даже враги признали его храбрость. Свой последний подвиг доблестный бретонский герцог совершил, буквально находясь при смерти. Когда его старый противник герцог Пасквитан, воспользовавшись болезнью Вурфанда, в очередной раз пошел на него войной, тот приказал вынести себя на поле битвы на носилках. Одно его присутствие и вид его знамени настолько устрашили врагов, что это решило исход сражения, сообщает хронист.