Александр Сидоров - В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII–X века

Ценность «Фармакопеи», однако, не только в этом. Блестяще образованный каролингский монах посчитал необходимым предварить компиляцию языческих авторов оправданием медицины как таковой. Возражая тем строгим христианам, которые считали любую болезнь проявлением Божественной воли и потому отрицали какое бы то ни было врачебное вмешательство в планы Господа, он объявил, что лечение избавляет от страданий, а потому является не чем иным, как проявлением подлинно христианской любви к ближнему. По сути, таким образом легитимировалось языческое наследие и открывался путь к его дальнейшему использованию. Многочисленные пометы, комментарии и дополнения, оставленные на полях многими руками IX–X вв., показывают, насколько популярным оказался этот кодекс у позднейших читателей, в числе которых были, кажется, даже императоры Священной Римской империи Оттон III и Генрих II.

С другой стороны, свое значение сохраняла и практическая (народная) медицина, которую, несмотря на ее тесную связь с языческой магией, не отвергали даже в церковных кругах. Так, в поэме «Садик» Валафрид Страбон сопроводил описание двух десятков растений из монастырского сада сугубо практическими медицинскими пояснениями. Например, полынный отвар хорошо снимает головную боль и головокружение, отвар шандра — боли в груди, сок мяты — хрипоту и боли в горле, трава полей помогает справляться с запорами, редька унимает кашель, смесь сока сельдерея с водой и уксусом незаменима при несварении желудка, а от растолченного и смешанного с вином шпажника стихает нестерпимая боль в мочевом пузыре. Не приходится сомневаться, что за подобными комментариями стоял многолетний практический опыт самого Валафрида, а также его коллег, трудившихся в монастырском лазарете. Но, с другой стороны, очевидно, что с опасными инфекционными заболеваниями, серьезными физическими травмами и даже «обычными» болезнями, которые протекали в тяжелой форме, было невозможно бороться такими методами. Приходилось прибегать к более действенным способам — посту и молитве. Карла Великого в январе 814 г. уложила в постель сильная лихорадка. По словам Эйнхарда, он немедленно начал поститься в надежде, что воздержание поможет одолеть недуг. Аналогичным образом поступали и на государственном уровне. В 868 г. короли Западной и Восточной Франкии издали совместный указ о соблюдении всеобщего трехдневного поста, поскольку слишком велика была вероятность новой вспышки чумы.

Культура общественных бань, столь значимая в эпоху Античности, в Раннее Средневековье практически полностью исчезла. Это, однако, не означает, что люди перестали мыться. Простолюдины наверняка купались в естественных водоемах и, очевидно, время от времени мылись горячей водой, хотя источники крайне немногословны на сей счет. В некоторых пенитенциалиях, ориентированных как раз на работу с рядовой паствой, специально оговаривалось, что по воскресеньям запрещено принимать ванну, зато разрешалось мыть ноги и даже голову, «если в этом есть необходимость». Напротив, знать, несомненно, уделяла много внимания гигиене собственного тела. Карл Великий регулярно принимал ванны в термальных источниках близ Аахена, где вместе с императором иногда купалось до сотни его приближенных. Многие аристократы охотно перенимали правила придворной жизни. Характерно, что визионер Веттин видел в аду двух графов, постоянно мывшихся в бане. Несмотря на это, от них или, точнее, от совершенных ими грехов шел невыразимый смрад.

«Капитулярий о поместьях» предписывает организовывать в каждой королевской вилле мыловаренное производство и ежедневно поставлять мыло ко двору. Причем об этом говорится как о вещи, вполне обыденной и столь же необходимой в повседневной жизни, как воск, сушеная зелень и «прочая мелочь». Карл заставлял управляющих следить за тем, чтобы виноград после сбора урожая ни в коем случае не давили ногами, ибо это негигиенично, но использовали для этого винодавильные прессы. Равным образом, вино, сало, вяленое мясо, рыбные консервы, пиво, мед и муку полагалось делать с «величайшей опрятностью». Не менее тщательно за чистотой заставляли следить на кухне, в хлебопекарне и даже в хлеву.

Напоследок отметим, что Валафрид Страбон, описывая форму дыни из монастырского сада, сравнивает ее именно с мыльным пузырем:

Всякая попытка описать структуру франкского общества в привычных нам категориях наталкивается на вполне объективные препятствия. Основная причина в том, что люди VIII–IX вв. смотрели на окружающую их социальную реальность под иным углом зрения и описывали ее, основываясь на собственных представлениях и исходя из собственных потребностей. В описаниях этих можно выделить несколько разных пластов.

От эпохи варварства франки унаследовали привычку разделять общество по этническому или даже этноплеменному принципу. В самых разных письменных источниках постоянно встречаются франки, алеманны, фризы, бавары, аквитанцы, саксы, сарацины, римляне, норманны, греки и другие народы. Причем совершенно не важно, идет ли речь о крестьянстве, светской знати или духовенстве. Этническая принадлежность доминировала над социальным статусом и материальным положением отдельных людей и социальных групп.

Однако на протяжении VIII столетия этническая характеристика претерпела существенные изменения. В кругах каролингских элит, особенно тех, что были тесно связаны с королевским двором, на первый план постепенно выходит представление о едином народе франков. Народе богоизбранном, исповедующем христианство, обитающем на территории Нового Израиля — христианской империи Каролингов, предопределенной к грядущему спасению. Именно в таком ключе с последней четверти VIII в. рассказывают о франкском обществе «Анналы королевства франков» — официальная историческая хроника империи. Для ее составителей совершенно неважно, из кого именно состоит франкское войско. Бавары, нейстрийцы, аквитанцы, фризы — отныне все они франки, т. е. христиане, ведущие священную войну против язычников, народ, которому Бог помогает в битвах. Один этноним, таким образом, вобрал в себя многие другие и при этом обрел выраженную конфессиональность. Хронисты второй половины IX в. пошли в этом отношении еще дальше. Безымянный автор «Ксантенских анналов» пользуется этно-конфессиональной характеристикой главным образом в отношении язычников-норманнов, франков же называет просто христианами.