Всеволод Керов - Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII — начале XIV в.

Хотя восставшие были плохо одеты и обуты, не имели запасов продовольствия, они не грабили простых людей, а те их охотно снабжали не только съестными припасами, но даже деньгами; у «пастушков» имелись палки с подвешенными к ним кошелями для денег, которые им подавали, но сами они ничего не просили». Факты оказания материальной помощи восставшим являлись свидетельством симпатий к ним не только людей, принадлежавших к наиболее обездоленным слоям деревни и города, но и тех, кто принадлежал к более обеспеченным социальным группам населения, к средним слоям, например к ремесленникам.

Каковы были планы восставших? Была ли у них программа? Почти во всех без исключения хрониках указывается, что «пастушки» говорили о своем желании «идти за море освобождать Святую землю от неверных». При этом они ссылались на божественные видения ангелов, якобы поручивших им это дело и т. д. Симпатии широких слоев населения еще более вдохновляли их.

Успеху заявлений «пастушков» способствовала и общая психологическая атмосфера ожидания крестового похода, царившая во Франции. Это было связано, в частности, с тем, что одним из вопросов, обсуждавшихся на созванных Филиппом V 28 апреля 1320 г. в Понтуазе Генеральных штатах, была организация нового крестового похода. Считая себя участниками такого похода, «пастушки» по существовавшему обычаю несли палки с кошелями для подаяний.

Однако дальнейшее развитие событий показало, что призывы к освобождению Святой земли были лишь своеобразным (может быть, невольным) тактическим маневром восставших, точнее, их вождей. Используя эти призывы, они рассчитывали укрепить свои ряды и привлечь новых участников. Эта тактика не была секретом и для современников описываемых событий. Один из хронистов прямо пишет про участников движения, что они «выдумали, что у них есть намерение добиваться возвращения Святой земли».

Выяснение намерений восставших имеет, разумеется, большое значение. Историки XIX в., упоминая о так называемом благочестии участников народных движений XIII–XIV вв., не отрицали антисеньориальной направленности этих выступлений. Современные же буржуазные историки при определении целей и намерений участников движения наряду с тезисом о кознях смутьянов сводят все к религиозному экстазу, религиозным мотивам, забывая подчеркнуть значение социальной подоплеки народных восстаний (236, р, 262–264).

По всей вероятности, у участников движения 1320 г., и прежде всего у их руководителей, существовали определенные планы и намерения, направленные в первую очередь против светских феодалов, духовенства и вообще богатых людей. Один из хронистов писал, что «в городах, замках, деревнях они, как разбойники, захватывали имущество жителей этих мест и церковное имущество» ( in Civitatibus, Castris, Villis bonna ipsorum locorum, et Ecclesiarum ut latrunculi Rurati fuerunt ). Другой хронист писал, что некоторые участники восстания заявляли, что «следует восстать против духовенства и монахов и отнять у них имущество». Призывы к борьбе против духовенства и экспроприации церковного имущества свидетельствовали о появлении на определенном этапе восстания ацтицерковной направленности,

Однако на первом этапе движения восставшие не применяли насильственных действий, если их к этому не вынуждали. Нет сведений о том, что у них было какое-либо оружие, кроме палок; они «молча проходили через города, замки и деревни».

Но в ходе восстания его характер изменился. Восставшие все чаще стали прибегать к насилию, нападали на тюрьмы с целью освобождения заключенных. «Видя, что толпа вокруг них ежедневно растет и силы их укрепляются, пастушки стали действовать все более безрассудно», — писал хронист. Можно предположить, что восставшие открывали двери тюрем отнюдь не потому, что там находились уголовные элементы, а потому, что хотели освободить своих товарищей-бедняков, несправедливо, по их мнению, осужденных.

Хронисты нередко называют восставших «грабителями», «разбойниками» и т. д. (это всячески раздувается буржуазными историками), причем, и те и другие умышленно не делают различия между восставшими крестьянами и беднейшими горожанами и деклассированными элементами: «И умножая зло злом, к ним приходили многие бродяги и грабители, образовавшаяся масса народа равным образом и сама приходила в волнение и волновала других настолько, что они осмеливались нападать и разбойничать». Однако в действительности имелось существенное различие между разбоем уголовных элементов, от которого страдали трудящиеся, и экспроприацией восставшими средств пропитания и одежды у светских и духовных феодалов и богатых горожан. К тому же иногда кража, поджог и т. д. представляли собой в то время особую форму социального протеста народных масс.

Восставшие быстро продвигались к югу, привлекая все большее число сторонников. В тот момент, когда они приблизились к Парижу, движение достигло особенно больших размеров. Именно при вступлении в Париж восставшие стали разбиваться на сотни и тысячи. Непрерывное расширение народного движения и вступление его участников в столицу чрезвычайно напугали феодалов и королевскую власть. Филипп V находился «в своем дворце вместе с прелатами и баронами своего королевства» и со страхом вспоминал событие из времен своей юности, когда 5 января 1307 г., спасаясь от гнева народных масс, возмущенных новым обесценением денег, он спрятался в одном из парижских храмов.

Король поручил прево Парижа Жилю Акену нападать на отдельные группы «пастушков», отделившиеся от основной массы, и принять меры к тому, чтобы к восставшим не подходила подмога. Когда Филипп «услышал, что народ впал в такое заблуждение…он запретил в Париже и в других местах, где его никто не смел ослушаться, какие бы то ни было передвижения по любому поводу и приказал парижскому прево Жилю Акену, чтобы он всех тех (восставших. — В. К .)» которых сможет захватить втихомолку, не смущая народ, посадил в тюрьму приорства Сен-Мартэн-де-Шан. Прево так и сделал».

Несомненно, король и его окружение отчетливо представляли себе опасность объединения «пастушков» с оппозиционно настроенными слоями населения Парижа. Очевидно, они опасались не одних лишь городских низов и в понятие «народ» включали не только плебс и беднейших плательщиков тальи, но и более широкие группы ремесленников и жителей столицы, не принадлежавших к зажиточным лицам (283).

Прево не удалось осуществить план до конца, хотя он и заключил в тюрьму некоторых из восставших. «Но об этом узнали их товарищи и, собравшись в большом количестве, приблизились к аббатству в субботу перед праздником Св. Креста того же мая месяца все с палками и на повозках: разбили ворота и увели своих товарищей, проклиная и ругая это приорство и короля Франции» (45).