Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Одним из факторов принятия такого решения, несомненно, была настоятельная просьба коринфян. Потому что, хотя Геродот не объясняет это полностью, коринфяне бесспорно являлись союзниками Спарты уже к 525 г., фактически, вероятно, почти так же рано, как Тегея и Элида. Это произошло скорее по важным геополитическим, а не сентиментальным причинам, хотя оба города (в отличие от Тегеи и Элиды) были дорийскими. Коринфяне контролировали сухопутный проход на Пелопоннес и из него через Коринфский перешеек, у них были порты по обе стороны перешейка, это означало, что они могли отправлять флот на восток в залив Сароникос или на запад в Коринфский залив. Непоколебимая враждебность Аргоса к Спарте как раз на юго-востоке от Коринфа заставляла Спарту стремиться к тому, чтобы Коринф в любом случае всегда оставался «на их стороне» в качестве дружественного союзника. Конечно, связи действовали с двух сторон: коринфяне нуждались в Спарте в качестве противовеса Аргосу или в качестве поддержки их собственным политическим целям как вовне, так и внутри Пелопоннеса. Однако позиция Коринфа была такова, что только он один мог позволить себе открыто и беззастенчиво противостоять Спарте, и не однажды делал это по почти самым главным вопросам, таким как объявление войны против третьей стороны или по ведению уже согласованных военных действий. Так, вследствие того, что коринфяне настаивали на войне против Поликрата в 525 г., для спартанцев это уже само по себе было важным аргументом для размышлений.

Что представлял собой сам Поликрат? Он был не первым человеком, захватившим абсолютную тираническую власть на острове Самос, но бесспорно, он являлся наиболее успешной и важной фигурой среди них. Геродот, который хорошо знал Самос из первых рук, размышляет о правлении Поликрата, по-видимому, из-за трех великих «чудес», сооруженных при его власти: километрового горного тоннеля, обеспечивающего город Самос гарантированным запасом воды, необходимым при обороне большого мола или дамбы, защищающей самосскую гавань, и чудесного храма богини Геры, покровительницы города. Поликрат также являлся, как очень занимательно описывает Геродот, первым правителем «так называемого поколения смертных», установившего талассократию, т. е. господство на море. Хотя задолго до Поликрата критский царь Минос также славился как морской владыка, но его морское господство относилось к туманному периоду мифов и легенд, а не подлинным, достоверным временам человеческой истории. Морские амбиции Поликрата привели к его вмешательству, с одной стороны, на запад на острова Киклад, где он посадил на трон Лигдама в качестве марионеточного тирана, а с другой стороны — на восток, где он столкнулся с новой восточной великой державой — Персидской империей в лице местного сатрапа Лидии, расположившегося в Сардах. Очевидное желание Поликрата наладить контакты с персами привело некоторых современных ученых к предположению, что решение Спарты о его свержении определялось ее антиперсидской программой.

Если это предположение правильно, то оно никак не могло быть первым знаком стремления спартанцев противостоять Персии, но было первым свидетельством готовности участвовать в физических и почти прямых действиях против персов в их собственной или близлежащей области. К сожалению, это предположение не поддается никаким доказательствам, так что придется на некоторое время оставить его без доказательств и вернуться к событиям, более близким к основному месту действия, особенно к взаимоотношениям между Спартой и Аргосом. Эти два государства находились в состоянии острых разногласий, вероятно, уже начиная со второй половины VIII в. Во всяком случае, существует некоторое доказательство прямой конфронтации между ними в дошедших до нас стихах Тиртея, которые датируются приблизительно 670 г. Если справедлива традиционная датировка битвы при Гисиях, тогда два государства столкнулись в решающем сражении в 669 г., в которой Аргос, возможно, благодаря руководству активного царя Фидона одержал убедительную победу.

Расположение Гисий на границе с Фиреатидой к северо-востоку от территории, подвластной Спарте, само по себе говорит нам, что Спарта была агрессором. Следовательно, тем больше оснований, чтобы поражение оставило продолжительную и глубокую рану, счет, который необходимо было оплатить. Поэтому спартанцы после неизбежного примирения с Тегеей, которая лежала близко к любому очевидному маршруту спартанской армии, двигавшейся на северо-восток Пелопоннеса, как только почувствовали, что в состоянии раз и навсегда завершить дело, решили попытаться довести его до конца. Это произошло около 545 г., так как этот эпизод Геродот относит к тому же времени, что и завоевание Крезом Персии и падению Сард. Однако манера, в которой велись военные действия, по крайней мере вначале, была удивительно странной.

Спартанцы и жители Аргоса пришли к соглашению провести сражение не полным составом гоплитов, а силами 300 отборных воинов с каждой стороны, устроить своего рода испытание силы героев. Это в равной степени привело к поразительному результату. После особенно ожесточенного сражения или серии сражений в живых на поле боя остались только три воина: два солдата Аргоса и один спартанец. Аргивяне, которые были, так сказать, инстинктивными сторонниками равноправия и демократии, рассудив, что это превосходство в численности равносильно победе, вернулись домой в Аргос доложить и отпраздновать ее. Однако единственный выживший спартанец, который очевидным образом не был ни демократом, ни эгалитаристом, отказался признать поражение, напротив, он заявил о победе Спарты на том основании, что он единственный оставался «на своем посту» на поле боя, как и полагалось истинному гоплиту, и поэтому он установил победный трофей от имени Спарты. Конечно, аргивяне не собирались примириться с этим, поэтому послали полный состав гоплитов навстречу спартанским воинам, и тогда спартанцы одержали действительно решающую победу. Непосредственным результатом этого было то, что они получили контроль над Фиреатидой и фактически включили ее в государственную территорию Лакедемона.

Характерно, что, будучи спартанцами, они отпраздновали свою победу и приобретение новых владений символическим, религиозным образом: на месте сражения был учрежден ежегодный праздник, известный как Парпарония. Во время него участники носили «фирейские» венки и бронзовые фигурки, хорошие экземпляры которых сохранились до наших дней: их делали и посвящали богам, чтобы продемонстрировать и закрепить свой успех. Геродот добавляет, что после победы спартанцы усвоили характерную культурную практику, в соответствии с которой взрослые спартанские воины отпускали ужасающе и величественно длинные волосы, но на самом деле, непохоже, чтобы этот обычай был связан с каким-то одним особым событием, неважно, насколько существенным оно было. Наоборот, рана, нанесенная этим поражением аргивянам, была, по меньшей мере, столь же значительной, как та, что они нанесли Спарте в 669 г. при Гисиях. В 420 г. в течение временного затишья во время Афинской войны они попросили спартанцев переиграть или, точнее, повторить битву 300 воинов… Довольно странно, что спартанцы отклонили просьбу.