Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

Можно понять ныне здравствующего правнука П. А. Исаева А. А. Донова, который с горечью замечает, что «потомкам М. Д. Достоевской было заказано высказывать своё мнение, а если быть до конца откровенным, не было никакого желания делать это» [993].

Дело, однако, не только в восстановлении «биографического баланса» и защите попранной семейной чести. За давностью лет эта задача не так актуальна, хотя в частном применении, может быть, и уместна. Гораздо важнее реконструировать как внешний ход, так и моральную составляющую тех отношений, которые на протяжении четверти века (и при такой же разнице в возрасте) соединяли двух столь различных людей, как Павел Исаев и Фёдор Достоевский.

Привязанность Достоевского к Паше, конечно, в первую очередь объясняется тем чувством, которое он испытывал к его матери (ибо всё, связанное с Марьей Дмитриевной, близко ему). Тут сказывается ещё и присущее автору «Карамазовых» расположение и внимание к детям, с которыми, по наблюдению очевидцев, он быстро находил общий язык [994]. Сообщая А. Е. Врангелю о смерти А. И. Исаева, он не забывает упомянуть о ребёнке, который «обезумел от слёз и от отчаяния» [995]. В его характеристике маленького Паши ощутим острый педагогический взгляд: «…Мальчик добрый, очень остроумный, с большими способностями, благородный и честный, с способностию крепко привязаться и полюбить, но с зародышем страстей сильных» [996].

Далеко не все из этих ранних оценок подтвердятся в дальнейшем. Однако как бы Достоевский порой ни сердился на пасынка, он никогда не отказывает ему в чистосердечии и доброте.

Ещё до женитьбы на Марье Дмитриевне он принимает на себя отцовские обязанности: не без успеха пытается устроить Пашу в Сибирский кадетский корпус. В этом учебном заведении тот «всё-таки получает образование»: о последнем отчим будет хлопотать неустанно. Как помним, новобрачная Марья Дмитриевна с некоторым вызовом отпишет сестре, что счастлива за судьбу Паши, который «умно балуем» её заботливым мужем [997]. Это в её глазах, пожалуй, главное оправдание их с Достоевским брака.

«Умное баловство» – система воспитания, предполагающая любовь.

Вследствие прошения на высочайшее имя Пашу принимают во Вторую петербургскую гимназию. Откуда он, правда, вскоре исключается за какую-то, как говорит Достоевский, «детскую шалость». (Характер этой шалости, равно как и степень её детскости, остаются невыясненными [998].)

Сохранилось неопубликованное письмо инспектора гимназии Х. И. Пернера от 30 ноября 1861 г., где он, именуя Достоевского «милостивым государем Михаилом Фёдоровичем» (вообще-то 65-летнему столичному педагогу, преподававшему когда-то немецкий в Инженерном училище, не возбранялось бы знать имя и отчество не самого безвестного в России писателя), заявляет следующее:

В следствие нашего разговора относительно Вашего пасынка прошу Вас покорнейше, во избежание дальнейших неприятных последствий, благоволите оставить Вашего пасынка дома и, в последствие времени – явиться для получения документов, представленных при помещении его в <���Гимназию> [999].

Директорская грамматика и стилистика немного хромают, но из текста можно понять, что Достоевский пытался (хотя и без успеха) спасти ситуацию.

Исаев так и не получит систематического образования – главным образом из-за стойкого нежелания учиться. И это чрезвычайно огорчает его отчима, который в одном из писем к пасынку в сердцах вынужден признать, что великовозрастный (20-летний!) Павел Александрович так и не осилил таблицу умножения. «Ведь ты в 17 лет сложения ещё не знаешь, – пишет он несколькими годами ранее, – и даже хвалишься, что у тебя тупые способности (из фанфаронства). Плохо это, брат» [1000]. Он не устаёт внушать воспитуемому, что без образования тот пропадёт. И даже вступление в брак не должно препятствовать перманентному образовательному процессу. «Ну что же такое, что ты женишься, чем это может помешать тебе учиться? Чем образованнее человек, тем более он учится, и так всю жизнь» [1001].

Он вообще склонен полагать, что едва ли не все недостатки приёмного сына проистекают из свойственного тому невежества.

«Друг мой, покамест я жив и здоров, – пишет он в 1863 г. из Рима, – ты на меня можешь, конечно, надеяться, но потом? Да что деньги; ещё это второе дело. В солдаты можно пойти, в крайнем случае. Но быть невеждой сознательно, по своей воле, отстать от своего поколения, быть ниже и хуже других и, не имея образования, не понимать, стало быть, того, что кругом происходит – и беспрерывно чувствовать это – вот что скверно и ужасно будет» [1002]. «Отстать от своего поколения» – большое горе в глазах того, кто опередил свой век. Он не хочет, чтобы Паша оказался ещё и пасынком природы.

Однако ни эти отеческие укоры, ни усилия приглашаемых к юному Исаеву репетиторов – ничто не приносит ощутимых плодов. Вновь в гимназию Паша так и не поступит.

Будущий автор «Подростка» не забывает и о нравственном воспитании. Вспомним его письмо из Парижа (1863), где говорилось об опасности для юноши разных «глупых знакомств и Юсуповых садов» [1003]. Между тем, едва успев пересечь русскую границу, Достоевский посещает рулетку. Признаваясь в этом сестре жены Варваре Дмитриевне Констант, он заклинает её не сообщать упомянутый факт никому из родных или знакомых. И в первую очередь – Паше. «Он ещё глуп и, пожалуй, заберёт в голову, что можно составить игрой карьеру, ну и будет на это надеяться». Автор письма сознаёт, что непохвальный отцовский пример может самым пагубным образом сказаться на умонастроениях сына. (А о том, что Паша именно сын, – он не устаёт повторять многократно.) «Ведь забрал же он себе недавно в голову, что будет в магазине приказчиком, чтобы добывать себе деньги, след<���овательно>, не надо учиться, и это мне объявил. Ну, и не следует ему знать, что его папаша посещает рулетки. И потому ни слова» [1004].

Не опасается ли Достоевский, что Паше, как будущему Родиону Раскольникову, взбредёт в голову мысль получить разом «весь капитал»?

Отбывая за границу (где его ждала – вернее, уже не ждала – Аполлинария Суслова), Достоевский вверяет 15-летнего Пашу попечению М. В. Родевича – молодого учителя, которому надлежало жить на одной квартире с учеником, заботиться о его пропитании и по мере разумения готовить его в гимназию. Само собой, на все эти надобности воспитателю оставляются известные суммы.

Помимо прочего, Родевич вызывал доверие тем, что печатал статьи во «Времени»: в новейшем – гуманном и вполне либеральном – духе. Однако в своём частном быту автор указанных статей оказался не столь хорош. Его опекунство над Пашей отнюдь не устроило Достоевского, о чём он не преминул сообщить Родевичу письменно. Причём в выражениях, во всей его эпистолярии едва ли не самых резких [1005].