Михаил Бойцов - Бог, Рим, народ в средневековой Европе

Л. Вольфингер предложил и другую новую идею: по его мнению, перемена в отношении венценосного тестя к своему зятю началась не в ответ на выдвинутые тем дерзкие требования, а существенно ранее. Не успели при императорском дворе получить известие о кончине Альбрехта II, как Карл IV начал осторожное политическое наступление в Южной Германии, укрепляя позиции свои собственные и своих сторонников, а значит, ослабляя дом Габсбургов во главе с Рудольфом IV [262] Idem. Das Privilegium maius und der habsburgische Herrschaftswechsel von 1358. Neue Beobachtungen zum Kontext und zur Funktion altbekannter Fälschungen // Privilegium maius. Autopsie, Kontext u. Karriere… S. 157–158. . Использовать возникшую ситуацию для собственной выгоды было бы, действительно, всецело в стиле Карла IV, но отсюда, конечно, еще не следует, что «Большую привилегию» герцогу пришлось создавать в сугубо оборонительных целях.

Как бы то ни было, самого факта, безусловно важного, октябрьской встречи Рудольфа IV с императором еще недосточно для того, чтобы вместе с Вольфингером отнести создание «Большой привилегии» ко времени, ей предшествовавшему. Весьма вероятно, что в осенней Праге герцог сделал Карлу какие-то важные предложения, которые император отверг, — однако в такой форме, которая оставляла Рудольфу надежду, иначе он не приехал бы снова на переговоры спустя несколько месяцев. Тут, кстати, можно вернуться, вопреки Вольфингеру, к традиционной датировке «Большой привилегии». Ведь легко допустить (сугубо спекулятивно, конечно), что герцог почувствовал необходимость подкрепить свои предложения новыми аргументами для продолжения диалога с императором — и одним из таких аргументом как раз и стало «обнаружение» древних и авторитетных правовых документов. Тогда гипотетическая полемика во время октябрьской встречи должна была вестись вокруг юридической обоснованности претензий герцога, причем, видимо, именно отсутствие подходивших к случаю распоряжений императоров и королей прошлого было воспринято Рудольфом IV в качестве главного препятствия на пути его замыслов. Тогда к следующему свиданию с Карлом IV и надо было подготовить аргументы, убедительные в глазах императора. Недавние разыскания в герцогском архиве могли навести на мысль, где искать такие аргументы.

Неудача герцога в пражских переговорах не помешала ему провести в Вене 20 ноября пышную церемонию принесения клятвы на верность и раздачи ленов. Герцог сам описывает, как он восседал (видимо, во дворе княжеской резиденции — замке Хофбург) на троне во всем блеске своего княжеского облачения, принимая от заранее собранных вассалов клятвы и передавая им лены [263] «<���…> Wir <���…> sazzen mit unser furstlichen gezierde in ain gestül auf dem Hof ze Wienn, dahin Wir allen herren dienstleuten, und mannen Rittern, und Knechten, unsers Furstentums von Ostrich auf denselben tag gebotten hatten, uns als irm herren ze huldenn, und ir lehen von uns ze emphahen <���…>» ( Steyerer A. Commentarii pro historia Alberti II ducis Austriæ cognomento Sapientis. Leipzig, 1725. Col. 274). . При этом обладатели придворных должностей должны были выполнять положенные им «службы» [264] «<���…> und sunderlich hatten Wir dahin für uns beruffen und besenndet als recht, alle unser amptleut in unserm Furstentum ze Osterrich, mit dem dazselb unser lant besetzt ist, uns daze dienen, und ze warten, ieklicher mit sinen ampte, als es gesetzet, und geordnet, und von alter herkomen ist <���…>» (Ibid.). . Тут-то и не оказалось никого, кто мог бы выполнить службу придворного ловчего, отчего эту должность и пришлось заново пожаловать одному заслуженному придворному…

Историки до сих пор почему-то не замечали, что эта церемония была поставлена по такому же сценарию, как и принесение вассальной присяги дофином и другими французскими ленниками империи Карлу IV в Меце на Рождество 1356 г. Там, кстати, выступил и «имперский ловчий», убедительно разыгравший свою «сценку», — маркграф Фридрих Майсенский [265] «Item marchio Misnensis archivenator <���…> Ultimo veniunt principes: marchio Misnensis archivenator et comes de Swarzburg subvenator cum canibus venaticis et tubis multis et magnum facientes strepitum, cervum et aprum portant ad mensam principis cum omni alacritate» (Chronicon Benessii de Weitmil — Kronika Beneše Krabice z Weitmile / ed. J. Emler. Praha, 1884. P. 526. (Prameny dějin českých — Fontes rerum Bohemicarum; 4,4)). . Хотел ли Рудольф IV полностью воспроизвести на своем, княжеском, уровне антураж одной, притом конкретной, имперской церемонии? «Имперских ловчих» к таким политическим спектаклям привлекали, судя по доступным источникам, крайне редко — они не относились к обязательным персонажам. Мецский эпизод оказался вообще едва ли не единственным. Связано ли разочарование герцога отсутствием у него придворного ловчего с тем, что он сам претендовал на аналогичную должность, только уровнем выше? А поскольку эта претензия нашла выражение в «Большой привилегии», не была ли она к тому времени уже и впрямь написана, как считает Вольфингер? Или же, напротив, «недобор» сценки с ловчим в венских торжествах заставил герцога задуматься над тем, кому должна на самом деле принадлежать аналогичная должность на имперском уровне? Как бы то ни было, герцог приступил к раздаче ленов, не получив их еще сам от императора. Такое вообще-то случалось, но все же данный эпизод может косвенно свидетельствовать о разочаровании Рудольфа IV его октябрьской встречей с тестем. В его собственном изначальном графике последовательность событий должна была быть иной…

Из разбросанных по грамотам «Большой привилегии» и упоминаний отдельных «новшеств» можно понять, как начинающий герцог представлял себе праздничное вступление в отцовское наследство. Ехать за своими ленами он собирался недалеко, поскольку их передача якобы могла проходить только на австрийской земле. Прибыть на церемонию юный герцог хотел верхом, в полном княжеском облачении, со скипетром в руке, а главное, с такой герцогской шапкой на голове, которая выглядела бы как корона, увенчанная крестом. Знаменитый портрет Рудольфа IV, написанный спустя пару лет, наводит на мысль, что крест был нужен не столько сам по себе, сколько как предлог, чтобы украсить герцогскую шапку дугой (крест крепился именно на ее верхней точке, а не над челом князя), а вот дуга уже делала венец герцога весьма похожим даже не на королевскую, а на императорскую корону (илл. 1).

Кроме того, перед герцогом, как уже упоминалось, отныне всюду должны были нести обнаженный меч, а за ним — не только знамя Австрии (в соответствии с Heinricianum), но и знамена других его владений (согласно грамоте короля Рудольфа I, распространявшей привилегии, дарованные Австрии, на любые новоприобретенные земли). Вообще-то именно во время принесения оммажа появление герцога со знаменами было весьма уместно. Ведь передача лена символически выражалась вручением вассалу его сеньором знамени с гербом (знамена эти вассал привозил с собой), как можно видеть на миниатюрах XV в. с изображениями сцен принесения оммажа в «Хронике Констанцского собора» Ульриха из Рихенталя (илл. 2) или в «Книге императора Сигизмунда» Эберхарда Виндеке (илл. 3).