Михаил Бойцов - Бог, Рим, народ в средневековой Европе

В конце концов, когда конфликт между тестем и зятем пройдет уже несколько стадий, то затухая, то разгораясь вновь, император в марте 1362 г. возьмет клятву с четырех курфюрстов (Майнцского, Трирского, Пфальцского и Саксонского) никогда не избирать ни Рудольфа, ни любого из трех его братьев в короли Римские. Сам Карл в своем качестве курфюрста Чешского тогда же поклялся архиепископу Майнцскому за своего наследника, будущего короля Чехии, что после кончины Карла IV тот тоже не будет голосовать за Габсбургов — «из-за известного ущерба, который часто причинялся империи герцогами Австрийскими» [317] RI. Bd. 8. S. 310. Nr. 3836. . Эти клятвы, думается, и являются самым красноречивым выражением того, к какой цели стремился герцог Рудольф и какого результата он достиг.

Из венского комплекса поддельных документов наибольший интерес — как еще у авторов XIV и XV вв., так и особенно у современных историков — вызывали две «древнейшие» грамоты «Большой привилегии», включенные в Heinricianum. За изготовление их «оригиналов» не взялся даже гениальный имитатор почерков, что и понятно — образцов для подражания у него в этом случае не имелось. Конечно, венские фальсификаторы могли исходить из справедливого предположения, что оригиналами, с которыми можно было бы сверить подделки, не располагала не только их канцелярия, но и никакая иная. Кроме того, для реализации своего замысла они хитро выбрали форму транссумпта: в случае провала можно было все свалить на неискушенность Генриха IV — это он в далеком 1058 г. повелся на подделки и сгоряча подтвердил их. Что же до Рудольфа IV, то юный герцог всего лишь простодушно предъявляет старинную императорскую грамоту, чудом уцелевшую в его архиве. Если в ней вдруг что-либо не так, он сам тут совершенно ни при чем.

В тех древних «уступках или привилегиях», которые Генрих IV подтверждал маркграфу Австрийскому Эрнсту, была одна существенная особенность: в давние времена их предоставили «благородному маркграфству Австрийскому» не просто древние императоры, но «императоры язычников» [318] «<���…> perpetuemus concessiones seu privilegia suo nobili marchionatui Avstrie ab antiquis paganorum imperatoribus concessa <���…>» (P. 53). . Генрих IV проявляет прекрасную осведомленность в том, что если одни язычники выдают грамоты другим, то эти документы не имеют никакой силы «для людей и народов, уверовавших в Иисуса Христа, как и для их земель» [319] «Quam ob rem nos <���…> intuiti sumus et rememorati, quod homines, qui in infidelitate persistunt, litteras dant aliis hominibus, qui illius fidei et credulitatis sunt, inutiles ac infructuose sint illis hominibus et gentibus, qui in Iesum Christum credunt, et terris eorundem» (Ibid.). . Отсюда историку становится понятно, что, по мнению создателей фальшивки, язычество «древних императоров» — обстоятельство крайне досадное, поскольку оно даже в их же собственных глазах лишает правовой силы приведенные в грамоте документы. Поэтому представление их в виде транссумпта служит не только цели замаскировать подлог. Христианского государя Генриха IV вызвали на сцену еще и для того, чтобы легализовать постановления его языческих предшественников. Ему это прекрасно удается, ведь он повелевает, дабы две скопированные им привилегии рассматривались отныне так, словно их выдали «божественные и христианнейшие императоры» [320] «<���…> ac si eidem id seu hecdem a divis et christianissimis imperatoribus date forent» (P. 54). . Его пожалование Эрнсту за верную службу состоит в первую очередь именно в «христианизации» грамот, представленных маркграфом императору.

Языческий характер древних постановлений так беспокоит фальсификаторов, что они позволяют себе совсем уж странную фразу, над которой потом будут много иронизировать критики «Большой привилегии». Генрих IV объявляет, что он переложил грамоты с «языческого» на латинский язык [321] «<���…> corroboravimus et fecimus innovari illas prescriptas litteras, que in lingwa paganorum conscripta fuerant et quas in Latinum sermonem convertimus et transtulimus <���…>» (P. 53). ! Странно было бы подозревать венских канцеляристов в незнании того, что «языческие императоры» выражали свою волю тоже на латыни. Быть может, сотрудники Рудольфа полагали, будто до Генриха IV должны были дойти тексты, то ли с самого начала составленные на немецком языке, то ли переведенные — специально для «австрийцев»? Впрочем, скорее здесь напрашивается другое предположение, кажется, не высказывавшееся до сих пор специалистами. Автор текста, наверное, имел в виду, что подлинные грамоты были написаны какими-то странными буквами в необычной манере, с древними сокращениями и лигатурами, а теперь их расшифровали и переписали нормальным канцелярским шрифтом. Речь могла идти, тем самым, не собственно о языке, а о манере составления документов и их написания. К палеографической стороне проблемы фальсификаторы, как ясно из вышесказанного, относились с великим тщанием. Ныне мы сказали бы в аналогичном случае, что публикуем не академическое издание древнего текста, а облегченное, приспособленное для восприятия неподготовленным читателем.

Выходит, создатели «Большой привилегии» отчаянно пустились на преодоление нешуточных препятствий только ради того, чтобы непременно включить в свой шедевр две особо «древние» грамоты. Фальсификаторам пришлось составлять их тексты вслепую, без каких бы то ни было образцов перед глазами, и совсем не представляя себе, как обычно работали канцеляристы в дохристианские времена. И еще им понадобилось затратить дополнительные интеллектуальные усилия, чтобы вернуть «языческим» привилегиям действенность в христианской империи XIV в. Очевидно, обеим этим «древнейшим грамотам» отводилось исключительно важное место в концепции создателей «Большой привилегии».

Автором первой «языческой грамоты», цитируемой в Heinricianum, был не кто-нибудь, а сам Гай Юлий Цезарь. Написал же он следующее: «Мы, Юлий, император, мы, цезарь и почитатель богов, мы верховный август имперской земли, мы опора мира, шлем всей области Восточного края и ее обитателям милость Рима и мир наш. Повелеваем вам при нашем триумфе, чтобы вы принадлежали высокочтимому сенатору и дяде нашему, потому что мы вручили вас в вечное феодальное владение ему и его наследникам, как и прочим потомкам из его дома, чтобы вы навечно оставались при них и их потомстве. Поскольку не до́лжно нам устанавливать власть над ними, мы дарим ему и указанным его преемникам все блага поименованной Восточной земли. Сверх того, мы принимаем указанного нашего дядю и всех его преемников советниками в самый тайный наш Римский совет таким образом, чтобы впредь ни одно важное дело не решалось без его ведома. Дано в Риме, столице мира, в день Венеры, в первый год нашего царствования и в первый год золотой подати» [322] «Nos Iulius imperator, nos cesar et cultor deorum, nos supremus terre imperialis augustus, nos sustentator orbis universi plage orientalis terre suisque incolis Romanam veniam et nostram pacem vobis mandamus per nostrum triumphum, quod vos illi precello senatori nostro avunculo pareatis, quoniam nos eidem et suis heredibus sueque domus descendentibus donavimus vos in feodotariam possessionem perpetue tenendum, sibi et suis posteris imperpetuum relinquentes, quod nullam potestatem super eos statuere debemus, nos ei et dictis suis successoribus largimur omnes utilitates terre orientalis memorate. Insuper nos eundem avunculum nostrum et omnes eius successores assumpmimus [Так! — М. Б. ] consiliarium in secretissimum consilium Romanum taliter, quod deinceps nullum perpetuum negocium sive causa fieri debeat suo sine scitu. Datum Rome capitali mundi die Veneris, regni nostri anno primo et exaccionis auri anno primo» (S. 53). Перевод на русский язык уже публиковался: Бойцов М. А. «Центры» и «периферии» как субъективные переживания исследователей и исследуемых // Центры и периферии европ. мироустройства / под ред. А. В. Доронина. М., 2014. С. 67. .