Эрнест Лависс - История Франции в раннее Средневековье

Их авторитет в муниципии так велик, что историки одно время приписывали ему официальный характер [279], думая, что они выполняли роль defensoris civitatis . Это — неверно. Но фактически они ее осуществляли, благодаря признанной за ними моральной силе. Епископ является и в роли администратора. Уже до Константина общины владели имуществами. Языческие императоры конфисковали их, Миланский эдикт их восстановил. В 321 году разрешено было делать завещания в пользу Церкви, «но не клириков», — как пришлось прибавить вскоре ввиду начавшихся злоупотреблений. Завещание в пользу Церкви, по словам Сальвиана, «помогает выкупить душу из вечных мук». Таким путем многие церкви приобрели очень скоро огромные, свободные от обложения домены. Всем этим имуществом заведовал епископ, с помощью им назначенных священников и диаконов; он не мог, впрочем, ни отдать, ни продать, ни выменять его без согласия собора. Доходы с него распределялись на 4 доли: 1) на содержание епископа, 2) на духовенство, 3) на бедных и 4) на содержание и нужды самого храма.

С самого зарождения церквей епископы имели в них известную юрисдикцию. По совету апостола Павла верные избегали нести свои споры к светским трибуналам. И в IV веке государство признает эту юрисдикцию, по крайней мере в области духовных дел и духовной дисциплины. В руках епископа уже в V веке находится оружие отлучения, и ему нередко покорны даже светские люди. В 459 году папа Лев I в послании, возбудившем немало споров, объявляет верным, что если они чувствуют за собой какую вину — достаточно сообщить ее втайне епископу, и нет нужды докладывать ее публичной власти. В отношении клириков епископ имеет в распоряжении понижение их, лишение сана; в V веке — даже телесные кары, например, сечение плетьми.

Кроме этой духовной юрисдикции, епископ (со времен Константина, вероятно) получил от государства и гражданскую. Достаточно одной из сторон на суде заявить желание о перенесении тяжбы на суд епископа, чтобы светский трибунал отступился от нее. Приговор епископа не допускает апелляции, и светская власть обязана его выполнить. Этим способом хотели доставить беднякам более скорый и дешевый суд. Постановления 398 и 452 годов признали за этой юстицией только характер третейского суда. Но по отношению к клирикам Церковь претендовала судить их по-прежнему, и несколько соборов Галлии V века запретили им обращаться к светским судам без разрешения епископов. Что касается уголовной юстиции — она целиком оставалась в руках государства.

Епископат есть хранитель веры. В великих богословских распрях, волновавших мир в IV и V веках, епископы Галлии играли видную роль.

В царствование Константина в Арле собрался один из соборов, посвященных ереси, которая волновала африканскую церковь. С этого времени подобные собрания начинают приобретать все большее значение. Собравшиеся для специальной задачи, епископы ставят вопросы об общих интересах церкви, о ее организации и законодательстве.

Скоро возникает в Александрии и распространяется по Востоку ересь Ария, отрицавшая единосущность Христа Богу Отцу и явившаяся самой серьезной угрозой христианскому единству. Никейский собор 325 года установил Символ Веры, но он не мог подавить арианства, которое отныне, постоянно сплетаясь с судьбами Империи, дает императорам повод заявлять о себе как о владыках церкви, а епископам — отстаивать свою независимость. С другой стороны, оно завоюет целые варварские народы, которые впоследствии, утвердившись на почве Империи, вступят в сношения с народами, преданными православию. Арианство в Галлии обусловит падение силы бургундов и вестготов, а католичество — успехи франков. Так религиозная борьба IV и V веков оказала свое влияние на политическое становление Франции.

На Никейском соборе Константин объявил, что «Бог поставил его епископом внешних дел». Его панегирист Евсевий пошел дальше и приветствовал в нем «общего епископа, поставленного Богом». Упоенные этой лестью, императоры претендовали на контроль соборных деяний и установление веры. Это открывает бурную историю отношений светской и духовной власти. Одни из государей покровительствовали арианству и преследовали защитников православия, из которых знаменитейший — Афанасий Александрийский был сослан в Трир в 336 году. Кажется, он имел большое влияние на епископов Галлии. Чуждые тому духу ухищрений и интриг, который характерен для восточной Церкви, они с презрением смотрели на соборы, которые, состязаясь из-за слов, противопоставляли Никейскому символу веры новые богословские формулы. Их вера была проста и отчетлива. С другой стороны, находясь дальше от императора, они не приобрели привычки льстить и живее сохраняли чувство независимости.

На Сардикийском соборе 343–344 года представители галльского епископата находились в числе тех, которые признали Афанасия невинным. На Арльском соборе 353 года Павлин Трирский один отказался осудить Афанасия и был сослан во Фригию, где и умер. Галльские епископы, отправляясь на собор в Римини 359 года, отказались ехать за счет императорского фиска, чтобы сохранить свою свободу. Сперва ничего не могло поколебать их верности Никейскому символу, но после семимесячного пребывания, которое похоже было на заключение, 20 из них, опутанные доводами еретиков, уступили. Вернувшись в Галлию, они, однако, снова обрели утраченное мужество и на Парижском соборе подтвердили Никейское исповедание.

Вождем этой борьбы был Иларий, епископ Пуатье. В 355 году от имени галльского епископата он обращает к Констанцию следующие гордые слова: «Вы должны услышать голос тех, которые восклицают: «Я христианин, я не хочу быть еретиком, я христианин, не арианин. И лучше умереть в этом мире, нежели под влиянием власти человека растлить чистое девство истины». Изгнанный во Фригию, он поддерживает сношения с товарищами, одобряет их и пишет в защиту веры «Трактат о Троице». «Хотя святое учение, — пишет он, — ныне преследуется, — истина не будет изгнана; ее не перестанут слышать благочестивые верные, преданные православию. Гонимые, мы будем говорить в книгах, и слово Божие, которое не может быть сказано, распространится свободно». Вернувшись в Галлию через 4 года, он продолжает борьбу: собирает соборы, добивается смещения арианских епископов. «Только деятельности Илария, — говорит Сульпиций Север, — обязана Галлия избавлением своим от еретической скверны». Иларий никогда не простил Констанция; после смерти императора он клеймит его память бичующим памфлетом. Этот страстный полемист был оригинальным писателем. Первый из христианских учителей, он признал, что истина должна облекаться красивой одеждой изящного стиля. Язык его не всегда правилен, но его жар и сила убеждения часто возвышаются до красноречия.