Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

И живым воплощением близкого прошлого являлась фигура гр[афа] Келлера. Среди огромной толпы, в мундире и орденах императорской армии, престарелый и величественный, на голову выше других, он так ярко олицетворял величие и блеск империи.

С тяжелой душевной болью сознавалось, что русские люди на русской земле могли свободно молиться о русском царе только потому, что город был занят вражескими войсками. Какая ужасная неясность жизни!

По окончании панихиды гр[аф] Келлер мог лишь с трудом пробраться к автомобилю. Толпа обезумела: люди плакали, крестили графа, старались дотронуться до его мундира, шашки… Всенародно, но, увы, поздно каялись в вольных и невольных прегрешениях перед покойным государем, перед загубленной, поверженной в унижения еще недавно великой Россией…

Потрясенные, возвращались мы домой. Молчали. Да и что мы могли сказать друг другу в те минуты, когда так остро, так больно переживали национальное горе, национальный позор?..

Чем больше налаживалась работа Центра, тем нервнее делался генерал Келлер. Его огневая душа не мирилась с бездеятельностью.

Ценность графа, как военачальника, как кавалерийского генерала, была хорошо известна вождям Добр[овольческой] армии. Штаб армии знал, по моим донесениям, что генерал проживает в Харькове, знал, что он жаждет боевой службы. Однако никаких предложений из армии не получалось.

Несколько раз в душевных разговорах со мною Ф.А. говорил, как бы отвлеченно, что интересно было бы побывать в армии и посмотреть, что там делается. Я понимал, что всегда правдивый, прямодушный граф на этот раз пытается сам себя обмануть. Конечно, не соображения ориентировки, не обывательское любопытство, а тайная надежда принять участие в борьбе тянула его на юг.

Я отмалчивался, ибо имел основания полагать, что графа, в случае его поездки в армию, ожидают лишь неприятные разочарования. Однако, когда Ф.А. сильно заскучал, осунулся, я, переговорив предварительно с графиней, решил «посоветовать» ему съездить в армию. Генерал ожил и быстро собрался. На всякий случай я приставил к нему охрану, обеспечил возможные удобства поездки, и он уехал преображенным. Вновь он стал прежним орлом!

Дней через десять была получена телеграмма о его возвращении. Краткое сообщение о дне и часе приезда. И графине и мне стало ясно, что затаенные надежды Ф.А. не осуществились! Для генерала Келлера не нашлось места в Добровольческой армии!

По приезде, Ф.А. сейчас же послал своего сына за мною. Ему не терпелось излить свою душу. Впечатления были не радостные: между ген. Алексеевым [1470]и ген. Деникиным [1471]углублялись натянутые отношения. Столь же ненормальными были отношения между Добр[овольческой] и Донской армиями.

В организационных вопросах преобладала импровизация.

Штаб армии работает в атмосфере политических интриг – тайных и явных. Более светлые впечатления оставил ген. Краснов [1472], но его травят и Добр[овольческая] армия, и казачья партийность, и союзники.

Особенно тревожили графа политические настроения самого ген. Деникина – их неопределенность и явное желание надумать какую-то равнодействующую российской партийности.

«Нет ярких лозунгов. Какая-то неопределенность, недоговоренность и видимое подыгрывание. Так вести Гражданскую войну нельзя. Офицеры дерутся стойко. Будут победы, успехи, но помяните мои слова – Деникин не добьется окончательного успеха. Самая скверная политика, это сидеть между двумя стульями. Уже теперь Деникин не удовлетворяет ни правых, ни левых. Типичная кадетская политика…»

Я внимательно слушал рассказы графа. Тогда мне казалось, что многие его выводы излишне пессимистичны, продиктованы, быть может, бессознательно, но личными мотивами. Теперь, когда тогдашняя действительность стала уже отстоявшейся историей, я могу только удивляться, какую прозорливость обнаружил Ф.А.

Как бывает с сильно волевыми натурами, неудачная поездка гр[афа] Келлера лишь всколыхнула его энергию. У него зарождается план объединить борьбу против большевиков, ведшуюся Добр[овольческой] армией, Доном и Скоропадским [1473]. Три плацдарма, каждый в отдельности слабый, объединившись, дадут могучую силу. Гетман, правда, не имеет своей армии и вряд ли будет ее иметь. Не позволят немцы! Но он обладает богатыми средствами.

План увлекает генерала. Он предвидит много затруднений на путях его осуществления, но верит, что силою патриотических побуждений можно преодолеть все препятствия. Он организует встречу трех анти-большевицких вождей – ген. Деникина, атамана Краснова и гетмана Скоропадского.

Встреча состоялась [1474], но задуманного объединения не произошло. Генерал больно переживал неудачу. Переживал бы ее еще острее, но в это время получил из Пскова предложение стать во главе формируемой Северо-Западной армии.

Граф отвечает условным согласием: желает предварительно знать условия своей будущей работы и отвергает в этом деле какое бы то ни было участие немцев.

Меня просит составить проект своего подробного ответа и предупреждает, что в случае принятия им должности главнокомандующего Северо-Западной армии он желает, чтобы я был у него генерал-квартирмейстером.

При всем своем уважении к графу, при полном сочувствии живому начинанию, я решительно отказываюсь:

«Покуда Вы в Харькове, я готов всячески служить Вам, но я не ландскнехт, чтобы во имя служебных выгод менять армии».

Ф.А. явно сердится, и чтобы его успокоить, убеждаю, что теперь еще рано обсуждать подобные кандидатуры.

– Нет, не рано. Время дорого и надо хорошо обсудить все, что возможно обсудить здесь. Ехать на охоту, поздно собак кормить!

Много вечеров провели мы, обсуждая по намеченной программе вопросы организации С[еверо-]З[ападной] армии.

После ответа графа в Харьков прибыли представители тех общественных групп, инициативой которых осуществлялась идея новой армии. С их приходом работа графа приняла уже реальный характер.

Со всей накопившейся энергией отдался Ф.А. этому последнему большому делу своей жизни. Он буквально горел, не подозревая, что уже вступил на тот крестный путь, который скоро приведет его к трагическому концу.

В это время графу очень пригодились и те наблюдения, и те разочарования, какие он вывез из своих поездок на Дон и в Добр[овольческую] армию. Эти поездки дали ему полезное представление о тех условиях, в каких ведется Гражданская война. Война столь отличная от всех иных видов войны.

ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 754. Л. 88–96. Подлинник. Автограф.

«Настоящую революцию я в натуре лично с оружием в руках проводил». Исповедь сотника И.Е. Рогожкина [1475]

Красный и белый лагери Гражданской войны не являлись зафиксированными по своему составу – во все периоды помимо костяка в них оказывались многочисленные временные попутчики. Немало было и тех, кто метался между сторонами, не зная, к кому примкнуть. В полной мере это относилось и к офицерству. Типичные для того времени искания казачьего офицера нашли яркое художественное воплощение в образе Григория Мелехова из романа М.А. Шолохова «Тихий Дон». Документов, отразивших аналогичные перипетии, сравнительно немного. Тем выше ценность каждого такого свидетельства.