Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Вниманию читателей предлагается интереснейший документ эпохи – воспоминания о Гражданской войне оренбургского казачьего офицера, выходца из нижних чинов Ивана Евдокимовича Рогожкина, казака станицы Бердской (по другим данным, Никольской) 1-го военного отдела Оренбургского казачьего войска.

О Рогожкине известно немного. Он участвовал в Первой мировой войне, служил в 14-м Оренбургском казачьем полку, в партизанском отряде Сводной казачьей дивизии, 25 августа 1916 г. был эвакуирован и зачислен во 2-ю Оренбургскую казачью запасную сотню, а затем вернулся в полк. На 1917 г. числился в 14-й особой Оренбургской казачьей сотне. За отличия был произведен 2 января 1915 г. в старшие урядники, а затем и в прапорщики (с того же числа), с 1916 г. – хорунжий, по состоянию на 1918 г. – сотник (со старшинством с 4 сентября 1915 г.) [1476]. За боевые отличия в годы Первой мировой Рогожкин был награжден орденами Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, Св. Станислава 2-й степени с мечами [1477]. Офицер отличался храбростью и решительностью. Так, в ночь с 25 на 26 января 1916 г. он руководил разведкой группы охотников западнее фольварка Анатовка. Тогда разведчики обнаружили партию противника силой не менее 50 человек, подпустили ее на 15 шагов, забросали гранатами, а затем атаковали, ранив 12, убив 3 и пленив 1 человека, остальные солдаты противника бежали [1478].

В Гражданскую войну офицер командовал 1-й сотней 25-го Оренбургского казачьего полка в войсках А.И. Дутова. Но у белых служба Рогожкина не задалась. Он неоднократно предавался военно-полевому суду. Наконец, 19 января 1919 г. Рогожкин бежал к красным, захватив пропуска и секретную переписку командира полка. Эпизод появления Рогожкина в штабе красных нашел отражение в опубликованных воспоминаниях одного из советских работников: «В 6 часов утра, когда мы пили чай, вошел незнакомый человек в военном плаще. Отвесив общий поклон, “по-офицерски” громко и отчетливо произнес: “Позвольте представиться, я командир 3-й [1479]сотни 25-го казачьего полка сотник Рогожкин”.

В его записной книжке мы нашли копию письма, которое он оставил своей сотне.

Вот оно:

“Станичники, простите, я сделал по чистой совести все, что мог. Сего 19 января в 6 часов утра покидаю вас и перехожу на сторону Красной армии и буду защищать интересы вас, трудящихся”.

Сотник поступил в один из наших полков и сразу послал письмо своей сотне, предлагая ей целиком перейти к нам» [1480].

Поступив на службу в Красную армию, Рогожкин стал командиром конной разведки 212-го Московского полка 24-й Симбирской Железной дивизии (почетным красноармейцем этого же полка с 27 февраля 1922 г. стал числиться В.И. Ленин) и участвовал в боях со своими недавними сослуживцами. Через линию фронта Рогожкин отправил письмо своей сотне с призывом в полном составе переходить к красным. Впоследствии, возможно, с целью выслужиться перед большевиками Рогожкин заявлял о своей попытке убить атамана Дутова, которую он не осуществил якобы из-за того, что рядом были дети [1481]. Дальнейшая судьба офицера неизвестна.

В своих кратких воспоминаниях Рогожкин, простой, полуграмотный человек, бесхитростно изложил свои переживания на фоне исторических событий. Воспоминания отражают взгляд младшего офицерского состава на происходившие события и представляют описание переживаний человека, метавшегося между белыми и красными.

Рогожкин описывает удивительные в своей противоречивости реалии Гражданской войны. К примеру, как казаки с офицером обсуждают, стоит ли всем переходить к красным. Мнения разделяются. Офицер решает перейти к красным, а казаки – остаться у белых. Происходит сцена прощания, целуются. Офицер уезжает, казаки имитируют стрельбу, чтобы их не подвергли преследованиям, и возвращаются к белым.

Другой эпизод. В занятую красными станицу вступает казачий полк. Красных мало, силы неравны. Комиссар пугается конницы противника, однако тут же выясняется, что казаки едут сдаваться. Пленный белый штаб-офицер убегает через забор. Красноармейцы обнаруживают брошенные им письма к невесте, обещают их передать по адресу.

Эпизод третий. Целая станица встречает красных колокольным звоном и хлебом-солью, те не знают, как реагировать, тем более что среди красноармейцев есть поляки и венгры, а русские – атеисты. По совету Рогожкина как знатока казачьего быта все снимают шапки и принимают подношение. Гражданская война в мемуарах Рогожкина предстает абсолютно живой, реальной, в том числе сквозь призму таких парадоксальных и поразительных ситуаций.

Установить точное время написания воспоминаний не удалось. По всей видимости, речь идет о 1920-х гг. Воспоминания выявлены нами в коллекции Историко-партийного отдела Оренбургского губкома ВКП(б) из собрания ОГАСПИ. Документы публикуются в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации при сохранении стилистических особенностей (прежде всего, характерного написания мемуаристом отдельных слов).

Документ 1. И. Рогожкин. Гражданская война на дутовском фронте за октябрь – декабрь 1918 г.

И. Рогожкин Гражданская война на дутовском фронте за октябрь – декабрь 1918 г.

Гражданская война на самарском фронте за октябрь, ноябрь,

декабрь 1918 года

Из воспоминания командира 1 сотни 25 Оренб[ургского]

каз[ачьего] пол[ка] И. Рогожкина

1918 год в последних числах сентября состоялся приказ Дутова [1482]казаков Бердской станицы снять с охраны железной Ташкентс[кой] дороги и сформировать из них сотню и отправить на самарский фронт в 25 Оренб[ургский] каз[ачий] полк. Меня вызвал на квартиру в станице Бердской есаул Баев Александр [1483]и сообщил, что казаки собраны, завтра отправка их на самарский фронт, и я назначен командующим сотни, младш[ий] офицер Черемухин Ив. И. подал мне приказ, в котором сказано порядок передачи сотни при торжественной обстановке. Завтра день воскресный, вы должны явиться в церковь в парадной форме, по окончании обедни состоится напу[т]ственный молебен и тут же сдача и принятие сотни, казакам к окончанию обедни приказано построиться напротив церкви в конный строй, я стал есаула Баева просить, не будет ли возможным командиром назначить Черемухина прапорщика, но он ответил, что нельзя распоряжением свыше. Я сообщил ему, вам известно, что подсудный и, вместе с тем, не разделяю религиозные убеждения, при всех желаниях исполнить приказ идти в церковь я не могу, Баев есаул еще ранее спас меня от большой неприятности, со мной был очень мил, сказал мне: То, что Вы мне сказали, если узнает Дутов, вас постигнет та же участь, что произошла с 13 большевиками от партизанского отряда на задах дома Козлова Еф. (бывшего штаба Пугачева), я, видя, что выходу нет, расписался в извещении и ушел. Немедленно вызвал прапорщика Черемухина и отдал ему приказание, чтобы он был завтра в церкви вместо меня и принял сотню после молебна и отдал приказание сотне, чтобы собраться к 2 час. дня на площади для отправки на фронт, и к этому времени я окончу неотложные дела [и] буду там же, вышло все по-хорошему, в 2 часа я выехал на площадь, сотня была уже готова, я поздоровался, поздравил с походом и дал им слово постараться привести их домой на эту площадь целыми и невредимыми.