Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Старшее командование группой, особенно полковник Поляков [1495], больше всего наводили дисциплину, требуя отдания чести в тылу; охотно производили репрессии. Это можно отметить на станц[ии] Новосергиев[ка], я лично видел целый обоз на Рождест[во] нагих красноарм[ейцев], привез[енных] башкирцами с уфимского, видимо, фронта. Бросить нагим какую-либо тряпку никому не допускалось, многих расстреляли тут же на стан[ции] Новосергие[вка], а остальные отправлены в гор. Оренбург.

Осуществить приказ Дутову не пришлось, казаки 25 Оренб[ургского] каз[ачьего] полка узнали секрет своевременно, для какой цели отводят на укрепленные позиции, то есть в станицу Донецкую. Хотя делалось Дутовым очень аккуратно, без всякого шума. Отвод в тыл 25 полк[а] сообщалось как на отдых ввиду переутомления.

1919 год [1496]. 17 янв[аря] в 12 час. ночи 25 Оренб[ургский] каз[ачий] полк разместился по квартирам, заранее приготовленным местной администрацией, казаки за час или полтора до занятия квартир узнали, для какой цели их отвели в станицу Донецкую; а еще более убедились, что станица Донецкая в 12 час. ночи была переполнена стариками, казаки по квартирам встали более чем когда кучно, не думая выбирать, где простор или где есть молодки, всюду поставили строгую самоохрану, в случае, где появятся старич[ки], на квартиру за исключением хозяина никого не пускать, в противном случае немедленно стрелять, чтобы поднять в тревогу остальных, предупредить. Мы не успели зайти в избу, самовар был подан, хозяин узнал, что у него квартирует командир 1 йсотни 25 полк[а], услужливо собирает на стол съестное, дверь отворилась, на пороге появился рослый, представительный старик-станичник, по-военно[му] попросил войти в комнату делегации от стариков. Все трое взошедшие были очень прилично одеты, подпоясаны синими кушаками, вытянулись в струнку, я немедленно стал просить их сесть, по взору ихому я заметил, что они ищут старшего, но определить, видимо, не могут: за столом были два корнета – помещики из центра России; и один подхорунжий в более прилично[й] форме и с упитанной физиономией. Я лично ничем не отличался от казаков.

Они, обращаясь к моему младшему офицеру, за каждым словом повторяя Ваше благородие или Ваше высокоблагородие, позвольте узнать, кто командир 1 сотни 25 Оренб[ургского] каз[ачьего] полка, они указали на меня, я с трудом уговорил стариков сесть, они начали возражать мне, что при разговоре с командиром они должны стоять, я, успокоив станичников, спросил их причину позднего посещения. Ответили не враз и с какой-то боязнью – вам, наверно, Ваше высокоблагородие, известно, что в 25 Оренб[ургском] казач[ьем] полку много изменщиков, которых атаман Оренб[ургского] каз[ачьего] войска приказал обезоружить, отобрать коней, вооруж[ение] и снаряжение и вооружиться нам. Мы надеемся, что вы, Ваше высокоблагородие, нам поможете; на помощь нам для обезоруживания прибыли партизаны и 19 полк, а также атаман Дутов шлет свой дивизион казаков из города Оренб[урга], должны с часу на час прибыть; выслушав станичников, посмотрел на своего подхорунжего Комарова, которого забила лихорадка от такой неожиданности. Я сказал им, я приму все меры, зависящие от меня, для обезоруживания, но думаю, что отобрать винтовки, а особенно собственных коней и, снаряжение не так легко, добровольно никто не отдаст, а силой, я думаю, наш 25 полк едва ли обезоружить возможно; вызванные партизаны и дутовский дивизион и 19 полк едва ли совладают, потому что у наших каз[аков] 25 полка винтовки в большинстве трехлинейки и в полной исправности и при полном запасе патронов, а у партизан и в 19 полку винтовки Гра системы и в большинстве не стреляют, дело очень риско[во]е, без большой крови обойтись нельзя; старикам, видимо, дана инструкция с расчетом усталые казаки рады до места без охраны будут спать, сонных обезоружить, но случилось наоборот, не только по одному, в некоторых больших домах встали по два часовых, а вход в избу не только посторонним старикам, даже некоторые и хозяев в избу до утра не пустили, я объяснил, что вам, почтенные отцы, очень теперь опасно ходить в районе 25 полка, не только взойти в избу обезоруживать; всюду стоят караул[ы] и по первому знаку откроют стрельбу.

Я в присутствии стариков обратился к подхорунжему Комарову – как вы смотрите на это дело, возможно ли обезоружить наш 25 полк, он ответил – не только казаки, я сам, покуда буду живой, не отдам из рук никому винтовки, а про коня и говорить не приходится, старики, видимо, очень напугались и стали говорить, что им сказано, что обезоруживание пройдет безо всякого скандала, Комаров обратился ко мне, предложил писать требование на патроны, а в случае необходимости нужно предупредить патронные двуколки, чтобы были под руками, Комаров до этой минуты был самый преданный дутовец. Старики простились, ушли, часа через 2 ваодин станичник-старик пришел ко мне со слезами, стал расспрашивать, что ему делать, семья большая, сыновья на фронте, скотины много, если уехать, скотина вся пропадет, взять с собой скотину – дорогой без корму подохнет, или таковые [1497]без гроша свои отберут. Остаться дома наверно красные расстреляют. Я считаюсь здесь самым главным виновником, несколько раз ломал полотно железной дороги, жег поезда и мосты, делал ключи для отвинчивания гаек от рельсов, и пояснил, что наша Донецкая станица три раза посылала делегацию к красным, что ломать и жечь не будем, и нам прощали, а теперь, думаю, не простят. Я присоветовал временно побыть на хуторе, по мере успокоения прийти с повинной о своих деяниях, старик ушел со слезами. Ночь прошла спокойно, казаки оживели утром, 18 янв[аря] 1919 г. [1498]Командир 25 полк[а] уехал на станцию Сырт, где находился командир корпуса генерал Шишкин [1499], мне извес[тно], что ждут от Дутова подкрепления и особых инструкций. Казаки 25 пол[ка] чувствовали себя хозяева[ми]. Я предложил казакам 1 сотн[и] собраться на одном дворе и без винтовок, никуда не выходить, обсудить, что они думают делать – сдаваться красным или отступать с казаками, по обсуждении урядники мне доложили, что большинство решили, если будут отступать, то отступят не из боязни красных, а из боязни, что красные власть не удержат, а тогда где бы мы ни были, нас найдут и расстреляют, как это было по приходе Дутова в Оренб[ург] [в] 1918 г., меньшая часть решила, когда будем отступать через свои станицы, то попрячемся дома. Я получил почту на имя командира 25 каз[ачьего] полка, весьма секретные конверты оставил себе, остальные услал в канцелярию полка, вызвал к себе урядника Козлова Вениамина, которому приказал немедленно ехать по фронту установить связь, где находятся какие части и с кем держат связь, к вечеру 18 янв[аря] 1919 год[а] [1500]я собрал сводку расположения казачьих частей, вскрыл секретные конверты, где оказались дутовские приказы командиру корпуса генералу Шишкину, в которых Дутов приказывает Шишкину во что бы [то] ни встало [1501]задержать наступление красных на укрепленных позициях в районе станции Сырт и Донецкая станица, дабы выиграть несколько времени в упорных боях; предупреждаю, что от этих боев зависит все; через несколько дней на помощь к Вам прибудут наши добрые союзники – французы и англичане, спешно идут из г. Троицка. Я собрал все документы важнейшего значения, ночью рассчитался со всеми должностными лицами, сделал отчет, многим написал отпуска домой, а сам с тремя урядниками поехал в разведку. Отъехал от станицы Донецкой версты три, остановились, я объявил им, что я красный командир и был у вас только по необходимости, а службу нес все время в интересах красных, урядники мне не поверили, сказали [в] один голос, что я их одманываю [1502], я с уверенностью рассказал всю работу свою, тогда они ответили, что мы немного замечали, но что сейчас уйду к красным, они опять не верят, я рассказал свой взгляд на революцию и надпомнил [1503]свои переживания от Дутова, они поверили, стали спрашивать, можно ли им ехать со мной, я охотно им предложил, они спросили меня, а красные как бы не расстреляли, я ответил, что скорей красные меня как командира сотни расстреляют, а вас, думаю, не тронут. После долгих споров ехать они со мной отказались из[-з]а боязни, [что] красные расстреляют, я объяснил им, что скоро или нескоро вы все равно вернетесь к красным, но с большими трудами вам доведется переходить, потому что вы будете следить друг за дружкой, а тем более вас перемешают с народовольцами [1504]или еще хуже с офицерами. Я вручил урядник[у] Копытину три конверта [(]у меня были за продолжительное время написаны в революци[онном] духе воззвания[)], адресованные в разные полки, где описана вся революция с начала и что будет дальше, просил конверт, адресов[анный] 25 полку, вскрыть по приезде в сотню, из него вы узнаете, что вам делать, остальные передать по назначению адреса, распрощались несколько раз, целование проходило со слезами, я особенно просил доставить по назначению конверт, потому что они стоили большой работы при самых тяжелых условиях и душевных волнениях, конверты доставить они пообещались, а ехать в сотню одни не едут, говорят, что мы приедем одни, нас сочтут за соучастников и расстреляют. Я сказал – станичники, невозможное вы с меня не просите, если хотите, то стреляйте в меня, вас трое и не бойтесь, у меня реворвер в кобуре, при желании обороняться я во всяком случае не успею вынуть, ведь у вас винтовки на изготовке, они опять стали просить ехать с ними до станицы, я наотрез им отказал – вы трое и все трусы, у вас здесь не хватает у троих храбрости убить одного, а если я вас доведу до станицы, вы на меня накинетесь и растерзаете на куски, я этого не хочу, стреляйте в меня, покуда в ваших руках, а то утром нынче, если красные не расстреляют, я вас бе[з] задержки погоню. Они стали просить, научите, как нам быть, я сказал, если вы убивать меня серьезно не хотите, то отъезжайте от меня несколько и стреляйте, хотите в меня, хотите вверх, и скачите докладывайте командиру полка, что я был с вами в разведке, отъехал несколько вперед и кальером [1505]ускакал, мы стреляли в него, не попали. Все три урядника Копытин Петр, Долинин Михаил, Козлов Сергей, все мои поселочники Бердяши и по сие время живы. Еще раз поцеловались, я повернул коня и поехал шагом, стреляйте закричал, если хотите в меня; жутко было несколько минут, по спине несколько раз пробежали мурашки, вот ждал выстрела в спину, но слышу, они поворотили коней и поскакали к станице, через несколько время раздались несколько выстрелов, но пули полетели в другую сторону, казаки прискакали в сотню, сообщили, что командир ускакал к красным и поведет наступление на нас красных, сотня моментом собралась и бросила фронт, уехали по станицам, за сотней последовали полки, с криками домой, по станицам, если бы я знал, что произойдет это с фронтом, то штаб корпуса можно бы забрать одним взводом, он более половины дня не знал, что на фронте нет никого, надо думать как штаб корпуса себя считал слабым, казаки на Берде от Сосновина, член[а] Круга, узнали, что я прислал письмо, которое находится в штабе корпуса, ездили обратно на фронт, потребовали выдачи моего письма, им сказали, что Рогожкин, видимо, расстрелян, написано письмо не его рукой, только есть его подпись, письмо казакам прочтено, содержание дальше. По приезде моем в поселок Переволоцкий, где находился командир 24 Желез[ной] дивизии тов. Павловский, командир бригады Пугачевский и командир Курского полка, а также комиссары бригады и дивизии, тов. Павловский расспросил цель приезда, об состоянии фронта, а также расспросил, в каком виде сообщает контрразведка, предложили остаться при штабе, сообщил, что я им известен, я отказался, предлагали на бронепоезд, особенно звал к себе в полк командир Курского полка, я отказался; пожелал ехать в 212 Московск[ий] полк к тов. Гурскому. Павловскому я передал все секретные бумаги, а также копию пакет[ов], переданных казакам. Особенно его взбесило, откуда эти черти-союзники, мы немедленно выясним, если они есть, им тоже попухнет.