Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Автомобили обоих генералов поехали вспять по Николаевской (?) ул. к зданию гимназии, где генерал Бредов вступил в переговоры с генералом Краус. В это время ко мне подошла жена полковника Генерального штаба Туган-Мирза-Барановского [1647]и пригласила генерала Бредова и меня поужинать. Генерал приказал мне поужинать за двоих – он же должен вести переговоры. В уютной квартире г[оспо]жи Барановской меня угостили хорошим ужином за хорошо накрытым столом с чистой скатертью – этой роскоши я не видел со дня оставления Одессы. Хозяйка предоставила генералу и мне свою спальню, но я, поблагодарив, пошел спать на школьной скамье в здании гимназии.

Уже была ночь, а генералы продолжали разговор в классе, едва освещенном свечой. Краус не мог понять, почему русский генерал не соглашается на дележ Киева: пополам… украинцам меньшую часть, а вам – большую… украинцам хотя бы одну треть. Но генерал Бредов отвечал: Киев – русский город; Киев брали мы, а вы лишь подобрали лежавшее; уходите из города. Переговоры были оборваны, когда к генералу Краусу приехал галицийский офицер и доложил, что русские уже разоружили полкорпуса. Австриец уехал, полный негодования.

Наутро в лагере у села Бровары скопилось около 6000 пленных галичан. В Киеве валялись брошенные галичанами пушки и обозные повозки. Их корпус отошел верст на 40 к западу от города. Мы заняли фронт по реке Ирпень. Наступавший от Нежина Белозерский полк полковника Штейфона взял Чернигов в результате смелой и энергичной боевой операции. При этом полковник Штейфон чуть было не взял в плен Троцкого – был захвачен его поезд, но «народный комиссар» успел бежать. Этот представитель пролетариата разъезжал в роскошном поезде, в котором прежде путешествовал царь [1648].

Следовавшая по правому берегу Днепра пластунская бригада полковника Белогорцева [1649]заняла Белую Церковь и Фастов. Участок Полтавского отряда растянулся от Чернигова до Белой Церкви. Правее нас по реке Десне стоял V конный корпус генерала Юзефовича. Левее нас в районе Бобринская – Екатеринослав стоял II-й корпус (генерал Промтов), из состава которого перешла к нам разбойничья бригада полковника Белогорцева – она, захватив Фастов, подвергла разграблению это еврейское местечко (оно не только было разграблено, но и частично сожжено, а много евреев перебито). Генерал Бредов был бессилен предотвратить это беззаконие или хотя бы покарать погромщиков; предание суду главных виновников, разрушителей Фастова, вызвал[о] бы «международный конфликт» – Кубанское правительство вступилось бы за своих казаков. Даже и в отношении добровольческих частей не всегда можно было принять меры, которые бы соответствовали тяжести преступления. Гвардейская бригада по занятии Киева произвела еврейский погром на Подоле. Генерал Бредов отчислил кое-кого из командиров, но большой кары не было – гвардия имела сильных покровителей на верхах и пользовалась поэтому как бы неприкосновенностью. Беззаконие не рассматривалось гвардейцами как позорящее действие – и после выхода бригады из Киева на реку Ирпень обозные герои гвардии производили в городе реквизиции всего, что им казалось необходимым (вплоть до пианино для полковых офицерских собраний).

На линии р. Ирпень 7-я пехотная дивизия и Гвардейская бригада простояли некоторое время без соприкосновения с красными. Но затем обстановка изменилась: галичане, узнав о движении трех красных дивизий, желавших из Новороссии пробиться на север, спешно отошли к Житомиру – между Краусом и Бредовым образовался коридор, в который большевицкие дивизии беспрепятственно проскользнули (одно из последствий обезоружения украинцев) [1650]. Дойдя до устья Тетерева, эти дивизии стали в распоряжение красного командования и 10 (?) сентября [1651], прорвавши наш фронт, ворвались в Киев. Через два дня положение было восстановлено, но этот эпизод произвел очень тягостное впечатление на киевлян.

Киевляне, а особенно киевлянки встретили нас, по уходе корпуса галичан, триумфально – наши пушки, винтовки наших солдат были украшены цветами, офицерам подносили цветы как примадоннам [1652].

В приемной у генерала Бредова (мы расположились в здании бывшего штаба Киевского военного округа на Банковой ул.) отбою не было от посетителей, желавших выразить свое уважение герою-освободителю. Одна дама, например, дожидалась несколько часов очереди на прием, чтобы спросить генерала, ехать ли ей лечиться на Минеральные Воды. «Сударыня, – ответил генерал Бредов, – об этом надо бы спросить доктора». «Ах, нет, генерал. Я вас так уважаю, что послушаюсь только вашего совета».

Из-за этого наплыва посетителей я часами не мог добиться от генерала, чтобы он принял мой оперативный доклад. А между тем работы было много: генерал совмещал должности начальника края, командира корпуса, начальника киевского гарнизона, начальника 7-й дивизии. И я с моими семью помощниками должен был со всем справляться. Каждый вечер, около полуночи, делал я последний оперативный доклад генералу; при этом он засыпал в кресле, а я, докладывая, опирался о стенку, чтобы не упасть, заснувши.

Маленькая иллюстрация того, как загружен был работою генерал и его маленький штаб: я был в 1917 г. (не в пример моим однокашникам по академии) причислен к Генеральному штабу; об этом была отметка в моем послужном списке, но не был указан номер приказа Ставки или штаба фронта, или штаба армии (в революционное время небрежничали и писаря и адъютанты); поэтому я для верности просил полковника Эверта снова представить меня к причислению, когда в начале августа 1919 г. пришло распоряжение генерала Деникина возбуждать ходатайства о причислении достойнейших из числа курсантов академии; полковник Эверт написал отличное представление и дал генералу Бредову для наложения на нем резолюции; бумага пролежала на генеральском столе две недели; тогда я во время обычного доклада обратился к генералу за разрешением проситься о переводе в другой штаб; «С чего вдруг?» – изумился генерал. «Я вижу, что вы недовольны моей работой». «Откуда вы это взяли?» «Предполагаю это потому, что вы не находите меня достойным причисления к Генеральному штабу и моему представлению не дали хода». «Я его задержал, чтобы положить возможно более похвальную резолюцию, да все нет времени хорошенько обдумать ее… Вот ваше представление… Вот и резолюция на нем… Отдайте начальнику штаба и никуда от меня не уходите». И нельзя было винить Бредова в таком невнимании к своему ближайшему сотруднику – генерал действительно изнемогал от избытка обязанностей.

Но постепенно все вошло в норму – прибыл генерал от инфантерии Абрам Михайлович Драгомиров [1653], сын знаменитого М.И. Драгомирова [1654], командовавшего войсками Киевского военного округа. Он стал во главе войск и края, а генерал Бредов возвратился к своим обязанностям – к командованию 7-й дивизией и Полтавским отрядом, по силе своей уже превосходившим [1655]армейский корпус.