Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Значение это очевидно и в плане развенчания проявившегося в некоторых публикациях необоснованного гиперкритицизма в отношении известного ранее «Дневника». На данном аспекте следует остановиться подробнее.

К сожалению, восприятие «Дневника» А.П. Будберга оказалось политизировано. Как опытный и высококвалифицированный генштабист, барон А.П. Будберг отчетливо видел и не стеснялся бичевать пороки белых, подчас не выбирая выражений. Это вызывало резкое неприятие в кругах белой эмиграции. Однако критическое восприятие окружающей действительности было в целом присуще Будбергу и прослеживается не только в дневнике, но и в его воспоминаниях, посвященных дореволюционному периоду. Полковник А.Г. Ефимов писал военному историку поручику Б.Б. Филимонову: «Будберг отличается исключительной способностью замечать все отрицательное и темное. И не только замечать, но и собирать все слухи и сплетни и выдавать их за факты. Поэтому его воспоминания являются порою ушатами грязи на разных начальников, которые ему не нравились, и на русскую армию, в которой его “критический” талант видел только ряд промахов, злоупотреблений, недочетов… При чтении так и сквозит: “Все дураки, негодяи, жулики, – один я умный, знающий, дельный и честный”» [1774]. В то же время оценки наследия Будберга непредвзятыми исследователями иные. Мемуары Будберга, по мнению одного из специалистов по истории Дальнего Востока, – по-настоящему уникальный источник [1775].

В начале 1990-х гг., на волне всплеска интереса к истории Белого движения, авторы, разделявшие идеологию этого движения и считавшие себя его духовными продолжателями, достаточно резко отзывались о «Дневнике» Будберга и его достоинствах как исторического источника. Утверждалось, к примеру, что «барон Будберг чаще предстает как аккумулятор газетных сообщений, рассказов очевидцев, различных слухов, грязных сплетен и так далее, чем как свидетель того или иного события, как человек, наблюдающий то или иное явление изнутри, а не снаружи. Автор “Дневника” не знал, да и не мог знать ни военной, ни политической “кухни” ни Омска, ни Харбина. Зато о “кухонных” склоках, дрязгах и скандалах он был прекрасно осведомлен» [1776].

Это было написано не о случайном обывателе, а о генерал-лейтенанте Генерального штаба, прожившем почти год в Харбине, позднее занимавшем в Омске посты главного начальника снабжений, помощника начальника штаба Ставки и военного министра омского правительства, то есть о человеке весьма осведомленном. Едва ли он мог не знать омской и харбинской военной и политической кухни. Более того, изучение истории белой Сибири по архивным документам подтверждает правоту, глубину и точность многих суждений и оценок Будберга.

Наша находка позволяет усомниться и в некогда выдвинутом тезисе о том, что «Дневник» генерала Будберга был дневником лишь по форме, но не по содержанию, поскольку якобы являлся памфлетом, написанным месяцы или даже годы спустя после событий [1777]. Подобное предположение основывалось на том зыбком тезисе, что поденные записи Будберга якобы не соответствуют фактическим обстоятельствам или состоянию автора дневника, а также содержат анахронизмы. Заслуживающих внимания аргументов в обоснование не приводилось [1778]. Позднее автор этого тезиса повторил его в еще более категоричной форме: «“Дневник” барона Будберга… не является дневником в собственном значении этого слова – это лишь литературная форма воспоминаний и размышлений с использованием дневниковых записей. Целый ряд соображений позволяет датировать время создания этого произведения 1920–1923 гг. Отсюда – большое количество анахронизмов в тексте» [1779].

На самом деле тому, что комментатором «Дневника» обозначалось как анахронизмы, можно дать объяснение. В ряде случаев это либо слухи и ошибки автора (к примеру, 4 января 1918 г. Будберг упомянул еще не существовавший штаб Красной армии, но, возможно, речь шла о штабе Красной гвардии), либо же мнимые анахронизмы. В частности, к явным анахронизмам комментатор «Дневника» отнес указание на генеральский чин начальника 15-й дивизии Мартынова в записи от 14 октября 1917 г., упомянутый был идентифицирован как М.Ф. Мартынов, произведенный в генералы лишь в 1918 г. [1780]Однако у Будберга речь идет о совсем другом человеке – А.И. Мартынове, который стал генералом еще в 1913 г.

Путаница в событиях соседних дней вполне естественна даже для дневника, тем более что какие-то записи могли осуществляться не день в день, а несколько позднее. Рациональную версию происхождения некоторых анахронизмов привел сам комментатор [1781].

Есть в дневнике и по-настоящему труднообъяснимые анахронизмы. Таковых, на наш взгляд, выявлено два. Так, 23 августа 1918 г. Будберг писал о том, что Г.М. Семенов «самоопределился» в командующие Отдельной Восточно-Сибирской армией из нескольких корпусных штабов при малочисленном личном составе. Казалось бы, это безошибочный аргумент в пользу того, что дневник написан позднее, поскольку армия с таким названием возникла только в ноябре 1918 г., что и отметил комментатор [1782]. Однако обращение к канве событий показывает, что именно в августе 1918 г. Семенову Временным правительством автономной Сибири была предложена должность командующего существовавшей лишь на бумаге 1-й Сибирской армией [1783]. Можно предположить, что позднее Будберг внес в текст и более позднее наименование реально возникшей армии. Во всяком случае, характер исправлений в обнаруженном окончании дневника дает основания считать, что текст подвергался автором стилистической правке. Подобные исправления могли вноситься как по горячим следам событий, так и спустя какое-то время.

Другой, казалось бы, бесспорный анахронизм – 8 февраля 1919 г. Будберг написал о полученном радио по поводу занятия генералом Н.Н. Юденичем Петрограда. Комментатор справедливо обратил внимание на то, что в феврале 1919 г. еще не предпринималось наступления на Петроград, а сам Юденич не находился на Северо-Западе России [1784]. Однако анализ фактов показывает, что еще в январе 1919 г. Юденич пытался поставить под свой контроль Северный корпус, дислоцированный в Эстонии, назначив его командующего. Переговоры с финскими властями о походе на Петроград также велись в начале 1919 г., кроме того, Юденич обменивался телеграммами с А.В. Колчаком по вопросу создания на Северо-Западе России антибольшевистского фронта [1785]. Таким образом, данный анахронизм уже не выглядит абсолютно невозможным вымыслом. Слухи о взятии Петрограда Юденичем могли распространяться на Востоке России.

Окончание дневника Будберга написано им на тех же американских листах в голубую линейку с полем, отделенным красной линией, что и хранящиеся рядом воспоминания о Первой мировой войне. Это дает основания полагать, что дневник был переписан набело уже в США. Весомым доводом в пользу аутентичности дневника является то, что часть документа, обозначенного как памфлет (что предполагает широкое распространение), на протяжении почти столетия так и не была обнародована.