Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Стилистически окончание дневника не отличается от широко известной части – Будберг продолжает бичевать порядки белых, теперь уже на Дальнем Востоке. Глубочайшая детализация событий по дням не дает оснований считать дневник позднейшим произведением. Очевидно, Будберг в Гражданскую войну действительно вел дневник, поскольку приводимые им данные изобилуют подробностями, которые невозможно изложить постфактум. При этом можно допустить, что записи исходного дневника позднее Будбергом корректировались, но с учетом высокой степени детализации материала едва ли позднейшее вмешательство было существенным. Позднейшая работа над текстом прослеживается, в частности, в датировке записи от 29 января 1920 г., ошибочно датированной А.П. Будбергом 29 ноября.

Еще один видный деятель Белого движения на Востоке России, сослуживец Будберга по Первой мировой войне генерал В.Е. Флуг, писал генералу В.В. Чернавину 17 января 1933 г. о Будберге и его дневнике: «Мне известна только та часть дневника Будберга, к[ото]рая относится к периоду, начинающемуся с большевицкого переворота. В нем он выявляет себя, действительно, пессимистом до степени какой-то психической болезни, близкой к мании. П.Н. Симанский писал мне, что будто бы существует также дневник Будберга, относящийся к периоду всей Великой войны. Каковы там его настроения, я не знаю, но могу засвидетельствовать, что во время нашей совместной боевой работы в сент. 1914 г. он был далек от какого бы то ни было пессимизма и, напротив, своей неизменной бодростью духа благотворно влиял на меня и на чинов штаба. Насколько я вообще знаю Будберга по многим годам совместной службы, он вообще не пессимист или меланхолик, ему только в сильной степени свойствен дух критики, подчас выражающийся в форме резких и желчных выпадов» [1786]. Таким образом, дневник генерала охватывал намного более широкий период, нежели 1917–1920 гг. Подтверждал это и сам Будберг, по словам которого его военные дневники были закопаны на чердаке дома в Петрограде в 1917 г. [1787]

В период, который охватывает окончание дневника, генерал Будберг состоял в распоряжении Верховного главнокомандующего (с 5 октября 1919 г.), выезжал на лечение в Харбин, занимал пост начальника штаба Приамурского военного округа (с 19 ноября 1919 по 31 января 1920 г.), а затем эмигрировал в Японию и Китай, после чего в апреле 1921 г. перебрался в США. Публикуемый документ позволяет уточнить некоторые факты биографии самого А.П. Будберга на рубеже 1919–1920 г. [1788]и намного подробнее, чем было до сих пор известно, осветить его деятельность в эти месяцы.

В заключительной части дневника Будберг столь же критичен, как и прежде. Он беспощадно обличает коррупцию в белом командовании, описывая события выступления генерала Р. Гайды во Владивостоке, приводит факты двурушничества старших офицеров, бичует атаманщину и ее произвол, неоднократно свидетельствует о вызывающем поведении командования интервенционистских сил на Дальнем Востоке и трагической зависимости от них и бессилии белых, описывает произвол чехословаков в Сибири. Дневник дает представление о малоизвестных сторонах жизни белого Приморья в конце 1919 – начале 1920 г., позволяет уточнить данные о кадровой политике белых, борьбе различных военно-политических группировок внутри антибольшевистского лагеря на Востоке России, роли иностранного фактора в происходивших событиях и о многом другом. Таким образом, в научный оборот вводится прежде неизвестный специалистам ценнейший исторический источник о Гражданской войне на Востоке России, который по своим достоинствам не уступает той части дневника, что получила широчайшую известность прежде.

В письме генералу В.В. Чернавину от 8 октября 1936 г. А.П. Будберг пожаловался: «На свои рукописи я вообще имею предложение Хуверовской библиотеки, матеряльно для меня выгодные [1789], но дело в том, что там они обречены на вечный покой, а мне хотелось поместить их там, где есть надежда на их, когда-нибудь, напечатание. Это мой дар прошлому, запись виденного, слышанного и пережитого, запись правдивая (имею отзывы) и до известной степени редкая» [1790]. Спустя почти столетие после своего создания окончание дневника генерала Будберга публикуется в России – на родине этого выдающегося военного деятеля. Таким образом, в какой-то мере выполняется воля генерала, изложенная в процитированном письме.

Уникальный рукописный документ был подготовлен нами к печати, тщательно выверен, снабжен комментариями (в них, как правило, указываются данные о званиях и должностях идентифицированных персоналий на момент упоминания в документе) и предлагается вниманию читателей в полном объеме.

Дневник барона А. Будберга

1 ноября [1919 г.]. Утром проехали Иркутск; достал свежие агентские телеграммы и получил кое-какую информацию от местного заведующего перевозкой войск. Узнал о предстоящем уходе Вологодского [1791]и искренно этому порадовался – не такие сейчас времена, чтобы держать председателем Совета министров этого бесцветного и выдохшегося «представителя общественности» и «гарантии демократичности правительства». Заместителем называют Третьякова [1792]; сие надо считать весьма неудачным, так как нам нужны не говоруны из кадетско-буржуазных кругов, а сильные люди дела.

В местной газете прочитал, что с сегодняшнего дня Китайская дорога [1793]переходит на золотую валюту с прекращением приема сибирских денег; здесь это вызывало вопли негодования и весьма прозрачные намеки, что такая исключительная мера принята ради соблюдения интересов Русско-Азиатского банка (в скобках читай министра финансов Гойера [1794]).

Думаю, что банки тут ни при чем и что этим начинается кампания, предложенная Гойером для перехода на новые деньги американской заготовки, заказанные еще при Керенском и после очень долгих мытарств и пререканий наконец-таки полученные.

Незадолго до моего отъезда из Омска Гойер говорил мне, что накануне выпуска в обращение новых денег ему крайне важно свалить возможно больше сибирские и керенки, особенно в тылу и в полосе отчуждения, чтобы скупить их по возможно более низкой цене.

Шаг, несомненно, очень смелый и могущий дать положительные результаты для наших финансов. Сверх того, все это связано с планами Гойера по развитию нашего экспорта по южной ветке с обязательством экспортеров расплачиваться в золотой валюте.

В связи с этим с горечью вспомнил, как еще в мае Михайлов [1795]провалил мой проект скупить все запасы маньчжурской пшеницы и бобов и организовать казенное снабжение хлебом Забайкалья и Ленско-Енисейского района и казенный экспорт бобов за границу.

Надо полагать, что обесценение сибирских денег очень мало затронет интересы населения; пострадают главным образом многочисленные харбинские и владивостокские спекулянты, но с ними давно уже следовало бы поступать по-атамански, а может быть, даже и покруче и, арестовав их сразу в один день, выслать их в Советскую Россию, а приобретенные ими капиталы обратить в пользу государства.