Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Перед отходом поезда из Иркутска узнал, что Омск эвакуируется и что часть министерства переводится в Иркутск; лучше поздно, чем никогда! Одновременно узнал и об уходе Неклютина [1796], человек он не дурной, но как франт, доверчивый и малопрактичный идеалист, неспособный на широкий размах и необходимую в данное время крутость, он был совершенно не на месте, и это обошлось нам в большую копеечку.

Вообще ведь приготовительный пансион для министров, именующийся у нас по старой привычке Советом министров, давно следовало бы сдать их в архив.

За время стоянки поезда в Иркутске слышал немало жалоб на царящий всюду дровяной голод; было сие и неприятно, и неожиданно, так как этот вопрос был поднят мной еще в июне и тогда же в распоряжение командовавших войсками в округах были отпущены значительные кредиты для заготовки топлива, как для военных надобностей, так и для снабжения населения больших городов.

Новое доказательство вялости и инертности инженерных окружных управлений, равным образом не сумевших справиться с приведением в порядок всех казарм и больших частных зданий; об этом я многократно писал и телеграфировал в округа и особенно в Иркутск, которому еще с лета придавал особое значение, как пункту сосредоточения учреждений и запасов в случае эвакуации Омска. Требовал самого энергичного исполнения, не жалел денежных отпусков, а теперь узнал, что в Иркутском округе выполнили едва ли одну только четверть самых важных работ.

Забайкальская железная дорога по-прежнему отличается порядком на станциях, приличным видом пассажирских поездов и отсутствием разболтанных и наглых чешских солдат.

2 ноября. На станции Березовка в мой вагон сели начальник 8 Сибирской стрелковой дивизии генерал Мисюра [1797]и комендант штаба Монголо-Бурятской дивизии, сотник очень развязного вида с розеткой романовских цветов, весь в золоте и оружии.

Мисюра, видимо, хотел со мной о многом поговорить, но постоянное присутствие союзника делало его очень молчаливым; только урывками, во время отлучки нашего спутника в станционные буфеты и на телеграф, генерал рассказал мне про свои мытарства со снабжением своей дивизии, которая была у Семенова последним пасынком и своим нищенством резко отличалась от частей-любимчиков, богатейше обставленных и по обмундированию, и по снабжению.

Из последних мелочей читинской жизни рассказал про захват нескольких вагонов с мехами, принадлежащими какой-то американской фирме, и про то, как после этого огромное большинство местных влиятельных «дам» и полудам буквально купались в роскошнейших песцах.

Сотник оказался высокой марки, даже по местным нравам; в описаниях своих «подвигов» не только не стеснялся, но и несомненно ими весьма гордился, расписывая самым циничным образом все подробности перехода в его собственность часов, колец, драгоценных украшений, его кинжала и пр. и пр. и судьбы их старых владельцев или, вернее сказать, самые чудовищные и отвратительные детали их убийства.

3 ноября. Проехали Читу; жена видела подробности осмотра пассажиров и багажа – настоящий погром. Нас эта судьба миновала, так как встречать меня приехали начальник семеновского штаба полковник Зубковский [1798]и начальник снабжений генерал Федотьев [1799], которого я знал еще по Благовещенску, когда он был адъютантом Амурского казачьего полка. Получил печальные сведения об оставлении нами Петропавловска, что по моему убеждению должно грозить нам самыми тяжелыми последствиями; оборона линии Иртыша совершенно не подготовлена; нападение может быть произведено на очень широком фронте, а все это, вместе взятое, является огромной угрозой для Омска, в котором задержались и без того уже чересчур долго.

По рассказам Зубковского, основанным, несомненно, на информации Сыробоярского [1800], общее положение в армиях и в Омске очень неважное; также неблагополучно и в Иркутске, где работают эсеры; в Забайкалье развивается все более и более красная партизанщина и в районе Нерчинского завода имеется уже шесть красных казачьих полков, получающих оружие и патроны из Китая.

Несколько дней тому назад они перехватили железную дорогу между Карымской и Маньчжурией и захватили пассажирский поезд № 21.

Вся тяжесть борьбы лежит на японцах, которые действуют очень энергично, но, благодаря неумению вести малую войну, несут иногда очень большие потери; у них есть части, потерявшие уже до 75 % состава.

Перед отходом поезда вновь видел Зубковского, только что говорившего по прямому проводу с Сыробоярским; впечатление такое, что сохранение линии Иртыша едва ли возможно и что среди сибирского казачества началось отпадение станиц тех районов, которые уже заняты большевиками.

Представляю себе, что должно твориться теперь на Сибирской магистрали; ведь район Петропавловск – Омск был очень забит еще со времен уральской эвакуации, причем очень много эшелонов принадлежало войскам, и никакие усилия Дитерихса не могли с ними разделаться. Сейчас ко всему этому надо прибавить эвакуацию Омска, министерств, иностранных миссий, госпиталей, складов и частного населения, да еще и считаться с необходимостью подвоза с востока угля для паровозов; последний вопрос весьма серьезен, так как при прощании в Омске с Непениным [1801]он мне говорил, что с добычей и перевозкой угля очень неблагополучно. Кроме того, вся магистраль совершенно не подготовлена для пропуска массы людских эшелонов – нет запасов топлива, нет продовольствия и, вдобавок ко всему, хозяевами дороги и всего движения являются чехи, думающие только о себе и о соблюдении своих собственных интересов.

Всю ночь простояли на ст[анции] Андриановка, причем не исключалась возможность ночного нападения красных. Весь путь впереди забит пассажирскими и товарными поездами, задержанными в пути набегом красных.

В шедшем с востока поезде встретил подполковника Михайлова [1802], служившего во Владивостоке в жандармском управлении, а сейчас примазавшегося к какому-то семеновскому штабу.

По его словам, дела Омска совсем плохи; в атаманском окружении это вызывает не особенно скрываемые чувства радости, даже как будто бы готовятся быть наследниками падающего режима [1803].

Все это ухудшило состояние здоровья; начались жестокие боли, пришлось травиться морфием. Вспомнили около Омска; хочется узнать, в каком состоянии войска и насколько красные превосходят нас в силах. Очень важна также степень развития начавшихся местных восстаний в районах Барнаула и Минусинска.

Надо или какой-либо исключительной ценой купить вооруженную помощь чехов, или же, быть может еще более дорогой ценой, купить их согласие немедленно же эвакуироваться в полосу отчуждения и во Владивосток, после чего на их место должны будут выдвинуться японцы.