Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Думаю об омском положении и страшусь за судьбу офицерских семей; ожесточенно осуждаю себя за то, что в вопросе об эвакуации всех семей в Забайкалье и Приморье, с которым я так долго возился, не проявил достаточно резкой решительности и не добился соответственного результата в августе, когда настаивал на необходимости разгрузки Омска и ближайших тылов от всего небоевого. Каково будет положение женщин и детей во время хаотической эвакуации; чтобы представить это, достаточно вспомнить, что было при оставлении Уфы и Екатеринбурга, а потом Челябинска.

12 ноября. Последние известия из Омска меня прямо ошеломили;

вместо трезвых и решительных распоряжений несутся какие-то истерические вопли о недопустимости оставления Омска, ибо это равносильно признанию конца. По этим выкрикам случайная сибирская станица, знаменитая до сих пор только своей баснословной грязью и пылью, оценивается выше Москвы и ради ничтожной географической точки ставится на карту судьба всех сибирских боевых кадров. Несомненно, что в этом очередном омском преступлении сказывается влияние творца предыдущего челябинского преступления генерала Бетонная голова [1828]и его теперешних сподвижников Иванова-Ринова и казачьей конференции.

Судя по полученной информации, на омском горизонте вновь воссиял крестоносный Голицын и его компания, вопящая о поголовном вооружении (с неизменным фактическим «ребята вперед, а мы за вами»).

Послал донкихотскую телеграмму адмиралу, умоляя отказаться от защиты Омска и спасать только живую силу армии. Зная омскую обстановку, понимаю безнадежность своего обращения, но по свойству своего характера не могу оставаться безучастным ко всему там совершающемуся.

Биржевой комитет Владивостока, реагируя на мою к нему телеграмму, выпустил воззвание поддерживать правительство и не выдумывать сейчас никаких новых политических комбинаций; последнее является, несомненно, следствием большей, чем моя, осведомленности комитета о семеновско-японских планах по части автономии Дальнего Востока.

Отмена золотой валюты и неудавшаяся реформа с ликвидацией сибирских денег вызвала стихийное стремление избавиться от последних; вчера на станции Харбин 90 процентов всей выручки было в сибирских.

По Харбину ходит привезенная из советчины песенка «был царь-дурачок, хлеб был пятачок; стала умная республика, а хлеб стал четыре рублика». Царь дурачком, конечно, никогда не был, а все остальное – правда.

Наслышался немало про нашего омского деятеля подполковника Рудченко [1829]или, вернее сказать, про его агента и исполнителя – его жену. Выходит, что приговаривать к расстрелу нужно было не Касаткина [1830], а Рудченко и К о, если только верна даже часть того, что здесь рассказывают про эту пару (супругу называют совершенно открыто королевой местных спекулянтов, а для евреев-экспортеров она «самая нужная в Харбине дама»).

Около Хабаровска произошло совершенно неожиданное столкновение с китайцами; их канонерки, прибывшие в Николаевск, вздумали подняться оттуда по Амуру с дальнейшей целью пройти в Сунгари, но около Хабаровска были встречены огнем нашей полевой батареи и были вынуждены вернуться обратно. Должно быть, очень плохи наши дела, если даже китайцы считают возможным так дерзко нарушать договорные соглашения.

13 ноября. Пытался сделать первый выезд из дома, провел вечер у И.П. Назорова, видел там несколько старых железнодорожников и наслушался разных рассказов. Очень характерен рассказ про бывшую здесь недавно холеру, когда городской голова Харбина протестовал против прямого отвоза умерших на кладбище и требовал, чтобы все таковые свозились предварительно в центральную больницу для регистрации (это при сотнях ежедневно умиравших китайцев и при расположении больницы в самом оживленном месте города!)

Острили, что после бывшей здесь забастовки ж. д. служащих Лачинов [1831]получил якобы благодарственную телеграмму Ленина за энергичную и успешную подготовку забастовки (вызванную, как было известно, невыносимым материальным положением маленьких железнодорожников, получавших жалованье сибирскими деньгами).

14 ноября. По опубликованной сводке от 10/XI красные находились тогда в 120 верстах от Омска. В моем убеждении самая грозная для нас сейчас опасность – это новый главнокомандующий, который по своей тупости и шалости способен опять выдумать какой-нибудь удивительный маневр и на нем уложить последние боеспособные остатки нашей армии. Другая сводка сообщает, что Иванов-Ринов объявил Омск на осадном положении и приказал произвести поголовный призыв и вооружение всего мужского гражданского населения в Омске и его окрестностях.

В шанхайской газете прочитал разговор с Каутским [1832], высказавшим, что правительства европейских государств проспали время, когда следовало задавить большевиков; теперь, когда все избавились от немецкой опасности, правительства попали в руки рабочих, а те не допустят энергичной борьбы с красным злом, ибо они надеются на нем заработать, а его черных сторон они сами на себе не испытали. В этом много правды.

Приходил и долго разглагольствовал барон Корф [1833]; он понемногу болтается при всех, кажется, разведках и контрразведках и утверждает, что Семенов при содействии японского командования, действительно подготовляет отделение Дальнего Востока в автономное государство и что то же самое замышляется и по отношении Маньчжурии, где японским агентом является Чжан Цзо-Лин [1834], пользующийся якобы поддержкой американских капиталистов, и ведет даже секретные переговоры с[о] Стивенсом [1835]о заключении в Америке займа на выкуп Китайской железной дороги.

По мнению Корфа, Розанов в плену у Семенова и под постоянным надзором Калмыкова; последний сейчас играет в Приморье первую скрипку, находится в тесных дружеских отношениях с японцами и занимает острое враждебное положение к американцам.

Японцы и американцы преследуют только личные цели, редко противоположные, и стараются всячески друг друга подкузьмить; видный американский представитель Эмерсон [1836]не постеснялся недавно заявить, что скоро японцам будет не до Сибири, так как весной у них произойдет такая жестокая революция, что и Микадо, быть может, не усидит на своем троне.

Корф уверяет, что Семенов и Чжан Цзо-Лин находятся и действуют в тесном союзе и обязались друг другу помогать, и что почти полномочным посланником при Чжане состоит мой бывший подчиненный по Восточному институту капитан Грегори [1837], ведущий в Мукдене такой широкий образ жизни, который затмил остальных семеновских сателлитов. Англичане и американцы очень недовольны направлением дальневосточных событий и якобы настаивают перед адмиралом на том, чтобы командующим войсками в Забайкалье, на Амуре и в Приморье был назначен генерал Хрещатицкий [1838], единственный, по их мнению, достойный для сего кандидат.