Борис Пудалов - Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.)

Гораздо дольше сохранялся на Руси другой институт монгольской власти — «послы мимояздящие» (или «послы проезжие»). Так именуются в ханских ярлыках дипломаты, посылаемые от ханской ставки по любому поводу [241]. Ю.В. Кривошеев, отмечая в «Повести о Петре, царевиче Ордынском» известие о рассмотрении татарским послом земельных споров между детьми царевича Петра и ростовскими князьями, восклицает: «Вот, оказывается, чем занимались на Руси послы — защитой интересов своих соплеменников, не могущих постоять за себя, от алчных ростовских «младых князей» [242]. По нашему мнению, уникальность данного известия указывает на исключительный характер рассмотрения ордынским послом земельных споров. Вряд ли «непосредственные функции» ордынских послов заключались в разборках конфликтов своих соплеменников с русскими князьями из-за земли. Примечательно, что Ю.В. Кривошеев даже не ставит вопрос о том, насколько вообще могли быть характерны для татар земельные споры на Руси в XIII–XIV вв. Ограничение реальных функций послов «защитой интересов своих соплеменников, не могущих постоять за себя», понадобилось автору для того, чтобы в очередной раз «подогнать» русско-ордынские отношения под «традиционные обычаи, характерные для доклассовых структур», «каковыми, по нашему мнению, и следует считать русское и монгольское общественное устройство…» [243].

Судя по летописным известиям, управленческие функции «послов проезжих» были гораздо шире. Ордынские послы осуществляли, прежде всего, политический контроль за действиями русских князей: представляли верховную (ханскую) власть при передаче княжения тому или иному правителю («правили княжение»), разбирали споры между князьями, урегулировали княжеские распри. Сопровождавшие послов ордынские отряды, порой весьма значительные, давали возможность осуществлять и военное давление. Так же, как и «писцы», «послы проезжие» не проживали на Руси постоянно, а их управленческая деятельность ограничивалась (во времени и пространстве) содержанием данного им поручения.

В приводимых источниками перечнях ордынских чиновников, действовавших на территории русских княжеств, упоминаются еще и ловчие. Впрочем, властные функции этих должностных лиц, ответственных за организацию и проведение охоты, достаточно очевидны и не требуют пояснений.

Опираясь на восстановленную по известным ныне источникам организацию и структуру монголо-татарского властвования на покоренных русских землях во второй трети XIII в. и памятуя о том, что Городец и Новгород Нижний в этот период входили в состав владимирского великокняжеского домена, можно попытаться представить, как осуществлялось административное управление регионом. Сведений о взятии «числа» на территории Городецко-Нижегородского края в 1257–1258 гг. нет, однако не приходится сомневаться в том, что население региона, входившего в состав Владимирского великого княжества, было переписано монгольскими чиновниками и включено в общую систему налогообложения русских земель. Учитывая пограничное расположение Городецко-Нижегородского края и его близость к поволжским владениям Орды, можно предположить, что монгольские «численници исщетоша» данный регион несколько раньше внутренних областей Северо-Восточной Руси (и уж во всяком случае раньше владений «Господина Великого Новгорода»), хотя, повторюсь, временной разрыв не мог быть большим. Нет сведений и о «втором числе» на территории края в 1273 г., хотя наверняка перепись была проведена и здесь. По-видимому, деятельность монгольских «писцов» в регионе ограничилась этими двумя крупными мероприятиями. Теоретически нельзя отрицать возможность появления «численников» здесь и в другие годы с целью проведения какой-либо частной, региональной переписи, но такую возможность приходится признать маловероятной.

В перечне мест, откуда, по летописи, были изгнаны откупщики дани в 1262 г., Городец и Новгород Нижний не названы, но причиной тому могли стать не величина или населенность городов, а стремление летописца указать центры княжеских уделов на территории великого княжества Владимирского. Действительно, перечисленные в летописном известии под 6770 г. города были «столами» князей, упоминаемых под 6765–6769 гг.: Владимир — Александра Ярославича, Суздаль — его брата Андрея, Ростов и Ярославль — потомков Константина Всеволодовича. Города-центры княжений должны были стать не только центрами деятельности откупщиков, но и местами пребывания баскаков. Косвенно это подтверждают приводимые А.Н. Насоновым известия о владимирском и ростовском баскаках [244]. Но выяснить, существовали ли особые баскаки в Городце и Новгороде Нижнем, чрезвычайно сложно: источники не сохранили на этот счет никаких упоминаний.

Разумеется, если, вслед за А.Н. Насоновым, представлять себе деятельность баскаков в Северо-Восточной Руси как «службу внутренней охраны» и полагать, что «по своему назначению баскаческие отряды заменяли, в сущности, войска монгольские», то неизбежно придется сделать вывод о существовании баскаков городецкого, нижегородского, а также юрьевецкого и унженского. Однако выше была показана неубедительность данной версии о разветвленной и всеохватывающей структуре баскачества. Нельзя безоговорочно принять предложенную А.Н. Насоновым методику определения мест распространения баскачества по топонимике, зафиксированной в XIX в. Ряд названий с корнем «баскак/ч-», выявленных ученым в списках населенных мест центральных губерний России, позднего происхождения и образованы от фамилий владельцев-помещиков (типа «Баскаков» → «Баскаково»). Как известно, дворяне Баскаковы упоминаются в документах с XVI в. [245]Выделить населенные пункты, имеющие в названии основу «баскак/ч-» и возникшие наверняка до XIV в. включительно, не представляется возможным. Вместе с тем, знаменательно, что на территории Нижегородской губернии (и современной Нижегородской области, имеющей несколько иные границы) топонимы, производные от корня «баскак», не встречаются. Учитывая это обстоятельство, а также исходя из современных представлений о функциях баскаков, можно с большой долей вероятности полагать, что поступление дани с Городца и Новгорода Нижнего контролировалось великим владимирским баскаком. Прямое вмешательство такого крупного ордынского чиновника и его помощников-татар в дела административного управления одной из областей Владимиро-Суздальской Руси маловероятно. Столь же маловероятно и постоянное пребывание здесь кого-либо из баскаков. Скорее всего, непосредственное выполнение фискальных функций на территории края осуществляли те самые «десятники, сотники и тысячники» — упомянутые в летописном известии о «числе» представители местного русского населения. При этом в «тысячниках» (тысяцких?) можно предполагать бояр великого князя, в состав владений которого входил в данный период изучаемый регион.