Валентин Янин - Музей как лицо эпохи

Екатерина Романовна уехала. Больше обе Екатерины никогда не увиделись. Екатерина Вторая вскоре скончалась, а Екатерина «малая», как ее называли в молодости при дворе, засела за мемуары:

Из моего рассказа будет видно, как опасно плыть на одном корабле с великими мира сего, и как придворная атмосфера душит развитие самых энергичных натур.

Император Павел сразу, уже официально, отстранил Дашкову от всех ее должностей и собирался выслать в новгородское имение. Он никогда не прощал княгине ее участия в заговоре против его отца Петра Третьего. Но вмешалась супруга Мария Федоровна, упросила, смягчила гнев императора. Дашковой позволено было вернуться в Москву.

Александр Первый согласился на желание членов Российской Академии пригласить Дашкову снова занять пост директора. На этот раз Екатерина Романовна категорически отказалась.

«ЗНАНИЕ — СИЛА» № 02/2016

Мне давно хотелось рассказать читателям о судьбах наших соотечественников, которые волею своего таланта и исторических обстоятельств стали первыми в России в той или иной профессии или области человеческой деятельности: искусства, науки, политики…

«Первый русский» журналист, врач, архитектор, писатель, актер, адвокат, программист, разведчик, а также и «первый русский» масон, изобретатель, полиглот, меценат, атлантолог…

«Первый» — не только хронология. «Первый» — это тот из первооткрывателей нового дела или стези, кто создавал это дело из собственного личностного материала. Это тот, кто наиболее полно воплотил в себе и заложил на будущее все основные характеристики профессионализма и профессиональной судьбы.

Каждая такая судьба уникальна, полна драматизма, невероятных взлетов и сокрушительных провалов, немыслимого с точки зрения обывателя напряжения человеческих сил.

Иногда этот «первый» сам был гением; иногда прокладывал дорогу гению. Случалось, и наследовал гению, сам гением не будучи.

Порой случалось и так, что «первый» большую часть своей жизни работал за пределами России. Однако всю свою жизнь он работал, прежде всего, для России, на Россию и во имя России! В этом его подвиг и его бессмертие.

«Скажите мне, да были ли в России науки и художества, коими все просвещенные народы славятся? Были ли великие полководцы, министры, политики… во всех частях наук, художеств и просвещения были ли великие люди?!..»

Человек, с горечью бросивший этот упрек современниками, был Николай Иванович Новиков (1744–1818) — российский просветитель, писатель-полемист, сатирик и книгоиздатель. Его жизнь и труд, слитые воедино, заложили основы профессии, которая целиком зависит от чести и совести ее носителя — журналистики.

Журналистика многогранна, многообразна и многолика. Этимологически журналистом начал называть себя тот, кто издавал журнал. Формально к этой профессии можно отнести и императрицу Екатерину.

«Журналистка» Екатерина Вторая с 1769 года была единоличным владельцем и автором текстов первого в России сатирического журнала «Всякая всячина». Ее секретарь Козицкий числился официальным издателем, исполнял роль технического редактора, но «руки к текстам не прикладывал». Сутью замысла Екатерины было доказать, что власть имущие тоже люди, со своими присущими людям слабостями, которые грех именовать пороками, однако же не грех над ними посмеяться. Современники окрестили стиль екатерининского журнала «улыбательной сатирой». В сущности, императрица Екатерина тоже была отчасти «первой русской» — она заложила основы того, что у нас теперь называют «придворной журналистикой». В середине XVIII века (а времена это были переломные, масонские, предреволюционные) назревала уже нужда в такой журналистике, которой предстояло обслуживать власть не одними только одами и апелляциями к божественному промыслу, а и своего рода «приглашением к человечному снисхождению».

Действие Екатерины породило противодействие. На острие противоборствующих перьев и родилась эта профессия — журналистика.

Дата рождения российской журналистики — 1769 год. Новикову было 25 лет, когда императрица устами «Всякой всячины» бросила своего рода клич последовать ее примеру и тоже создавать журналы. И они дружно повыскакивали, как грибы после дождя: «И то и се» Михаила Чулкова, «Ни то, ни се» С. Башилова и В. Рубана, «Адская почта» Ф. Эмина, «Смесь» Л. Сичкарева, «Поденщина» В. Тузова, «Трутень» Николая Новикова.

Новиков был молод, однако уже успел «потереться» на государственной службе — поработать протоколистом в Комиссии по составлению «Нового Уложения» и в Коллегии иностранных дел. Он мог бы сделать отличную карьеру: Екатерина продвигала всех, кто участвовал в дворцовом перевороте, возведшем ее на престол (а Новиков служил тогда в преданном ей Измайловском полку). Но, пребывая в чиновничьей шкуре, Новиков ничего, кроме досады на свое бессилие, не испытал.

Он был так «запрограммирован», что мечтал «оказать хотя малейшую услугу отечеству». Хотел работать не на себя — на Россию. Он, впрочем, отнюдь не был в этом желании одинок! Петр Великий именно так «настроил» сознание молодого образованного русского человека. Все коллеги Новикова по журнальной деятельности тоже стремились служить России. Судьба и воля императрицы всем им дали равный шанс.

Михаил Дмитриевич Чулков, например, был замечательным историком, собирателем фольклора, сатириком. Он был ровесник Новикова но уже имел опыт лицедейства (играл на театре) и материальные трудности и, начав свой журнал, стал по-иному, нежели Новиков, «прокладывать» свою стезю. Он стал претендовать на объективность. Выслушать всех оппонентов, у всех найти, с чем согласиться, а с чем нет, а главное, направлять острие своей сатиры на сам порок, а не на его носителя. Чулков делал именно то, чего и ждала от своих «борзописцев» Екатерина: не лез в актуальную политику, мягко посмеивался над «Всякой всячиной» и резко осуждал язвительность настоящей критики, именуя ее площадною, недостойною бранью. Начав журналистскую деятельность таким манером, Чулков скоро оказался там, откуда сбежал Новиков — на государственной службе, а именно в чиновничьем кресле Коммерц-коллегии, а позже и в Сенате. Вот почему Михаила Дмитриевича Чулкова можно отнести к одному из первых русских фольклористов и просветителей, но никак не журналистов.

А Новиков… С первых же номеров «Трутня» он ринулся в такую «полемику» с екатерининской «Всякой всячиной», что порой читаешь, и хочется воскликнуть: «Ты что, парень, остерегись!»

«Госпожа «Всякая всячина» на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами. Но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели я думал. Вся ее вина в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских писаний обстоятельно разуметь не может, и сия вина многим нашим писателям свойственна».