Саймон Рейнольдс - Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого

это была реакция на период пост-постпанковского застоя, так как никто в действительности не представлял, куда идти дальше или как оживить импульс, посланный панк-роком. В то же время это был своеобразный эксперимент, который доказал, что такое обращение к прошлому вполне легитимно, а значит, перерождения ожидает невиданное количество музыки, которая хранится в архивах истории.

РАНЬШЕ

Третий и последний на сегодня всплеск модернистской идеи произошёл в конце восьмидесятых и просуществовал на протяжении всех девяностых. Процветание и прогресс в области технологий (цифровая революция) создали превосходную почву для десятилетия, которое с большим успехом прошло под флагом рейва и клубной культуры. В течение клубного десятилетия электронная танцевальная музыка стала доминирующей силой в европейской поп-культуре. Это особенно заметно на контрасте с британской ретро-ориентированной брит-поп-сценой. Америка лишь частично испытала на себе влияние рейв-культуры, во многом благодаря тому, что в этой стране хип-хоп уже занял место авангарда танцевальной музыки, и частично из-за развивавшегося тогда альтернативного рока, а именно гранжа. Как инди-рок в Великобритании, альтернативный рок выражал свою альтернативность, демонстрируя нарочитую «несо-временность». В основе гранжа лежал хард-рок начала семидесятых и панк-рок, возникший в конце того же десятилетия, но он позиционировался как нечто новое просто потому, что аналогичный звук ещё никогда не выходил на передовую мас-скульта. Прорыв группы Nirvana на MTV 7и передовых радиостанциях по всему миру стал олицетворением давно назревавшего всплеска инди-эстетики (потрёпанный образ, грязный звук) в популярной музыке. Но, если взглянуть на ситуацию объективно, гранж, как и брит-поп, были очередными примерами сегрегации истории поп-культуры, которая, по сути, была не чем иным, как палкой в колёса прогресса и модернизма в борьбе за умы молодого поколения. Рок-музыка теперь — это гигантский архив, любые уголки прошлого доступны нам всем. Перефразируя Элайн Шоуолтер (гардероб каждого отдельного человека — это результат его кураторской деятельности как

художника), можно сказать, что этот архив служит гардеробом, в котором новые группы копаются, когда им заблагорассудится. Группы могут создавать «ностальгическую многоуровневость», соединяя звуковые приёмы разных эпох. Также они могут жспериментировать и со своим образом. Гардероб рок-музыки очень богат и ярок и соблазняет многих молодых артистов жспериментировать, просто смешивая одежду, внося незначительные изменения, а не пытаясь создавать гардероб с нуля.

СТРАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

За последние десять лет или около того рок-музыка окончательно стала существовать по модели индустрии моды. Рок-музыка ещё не совсем потеряла дух времени, но уже близка к этому. Все эти игры с переодеванием приводят к притуплению эмоций и личностных качеств, характерных для эпохи, когда рок воспринимался как искусство и протест. Музыкальный стиль не был производным от выбора покупателей, но был отражением философии нового поколения или политической позиции.

Но это, разумеется, не единственный способ того, как современные музыканты могут использовать прошлое. Вспомните слоган магазина Pop Boutique в центре Лондона: «Не следуй моде. Купи что-то, что уже забыто». Подобно тому как винтаж может составить арьергард модным течениям, так же и ностальгия в рок-музыке имеет свой диссидентский потенциал. Если само время стало главным маркетинговым оружием капитализма, то единственный вариант противостоять этому — изменить само понятие бренности. Возрожденцы добиваются этого благодаря концентрации внимания на определённой эпохе, как бы творя нам: «Наше место здесь». Сводя индивидуальность к абсолютному и непоколебимому превосходству одного конкретного звука и стиля, возрожденец говорит нам: «Это я».

Приехав в университет осенью 1981 года, я был крайне удивлён, увидев кучку хиппи в своём колледже. Парни носили бороды и длинные волосы; девчонки были неопрятны и все пребывали в блаженстве как настоящие дети цветов. Они слушали музыку, которую я до этого дня нигде не встречал, например альбом группы Gong «Camembert Electrique» и пластинку «The Hangman’s Beautiful Daughter» коллектива The Incredible String Band. Музыкальные предпочтения студентов Оксфорда никогда не концентрировались на передовой музыкальной моды, отдавая предпочтение лучшим экземплярам своего времени. Но в том, что я тогда увидел, было нечто большее, чем просто желание не идти на поводу у последних музыкальных тенденций. Это была группа молодых людей, в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года, целью которых был вызов. Таким вызывающим жестом несвоевременности они отвергли последнюю молодёжную музыкальную революцию — панк-рок — и обратились к его предшественнику, то есть тому, против чего выступала сама суть панка.

Эти несвоевременные хиппи были самой занимательной группой молодых людей в колледже Брэйзноуз, так что я тусовался именно с ними. Я пренебрёг своими музыкальными пристрастиями (постпанк и нью-поп, Public Image Ltd. и BowWow Wow), которые, мягко говоря, были несовместимы с их идеологическими убеждениями. В те дни меня просто воротило от таких групп, как Gong и The Incredible String Band, — мне

казалось, что ничего более приторного и тупого просто быть не может. Но эти хиппи приняли меня к себе с распростёртыми объятиями, думая, видимо, что меня получится «обратить». И меня действительно очаровали шестидесятые, я прочитал «Playpower» Ричарда Нэвила и ещё несколько книг об истории развития этой контркультуры. Меня также увлёк ситуационизм, п я стал ходить на встречи участников группы анархистов. Некоторые из хиппи тоже ходили туда. Многие из них, впрочем, ничуть не интересовались проблематикой конфликта шестидесятых. Их привлекал нон-конформистский образ жизни: музыка, одежда, мистицизм и наркотики.

ПОВЕРНУТЬ ВРЕМЯ ВСПЯТЬ

Благодаря хиппи я впервые попробовал марихуану (мне сделали «напас», это когда один человек кладёт прикуренный косяк с ебе в рот и выдыхает дым, прицельно запуская его вам в лёгкие). Хотя в целом меня смущали все эти глумливые разговоры, повисавшие в комнате, пока косяк ходил из рук в руки по кругу, во всём этом было что-то ритуальное или психотерапевтическое. Эти ребята экспериментировали и с ЛСД, который и го время казался диковинным анахронизмом. Я отчётливо I юмню тот день, когда один из парней ворвался ко мне в комнату с диким и испуганным взглядом и потребовал от меня мой жземпляр «Playpower». Ему нужен был рецепт противоядия I SD (так, для информации: кварта апельсинового сока и одна кружка сахара), потому что один из хиппарей был в полной от-ключке, свернулся в позе эмбриона, заявив, что Брайан его отец п он хочет убить его.