Андрей Дворниченко - Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.)

Изучение материалов по истории русских земель Великого княжества Литовского свидетельствует, что везде, во всех его регионах развитию крупного землевладения предшествовала служба, служебные отношения. На древний характер служебных отношений обращалось внимание в литературе. С.В. Рождественский, применительно к Северо-Восточной Руси, писал: «Все эти противоречия, в какие впадают некоторые попытки показать, существование поместий в глубокой древности, разрешаются признанием факта, что идея подчинения землевладельческих прав условию службы гораздо старше поместья, что поместье являлось одной из частных и поздних форм осуществления этой идеи». [1016] Крупное землевладение, собственно, и возникает путем передачи служебного населения, которое отныне должно нести свою службу на адресата. [1017] Это население составляет княжеские «пути»; княгине Евпарксии Мезецкой даются пять служб в Смоленском повете, в «Дубровенском пути». [1018]

Как мы уже видели, все население западнорусских земель на определенном этапе становится служилым. Служебные отношения буквально пронизывали общественную и экономическую жизнь государства. В то время, когда в Литовско-Русском государстве «не развилась вполне дифференциация сословий на почве шляхетского принципа, с одной стороны, и немецкого городского права — с другой», [1019] служебные отношения доминировали в государственном правлении. «Литовское правительство часто не знало, какой повинностью обязаны служить государству те или другие лица… В этих случаях вопрос о принадлежности их к тому или другому классу решался показаниями населения… Вопрос о принадлежности имения тому или другому лицу… о роде повинностей и т. п. также нередко решался на основе сведений, получаемых от местного населения». Такие архаические воззрения населения на характер службы, отсутствие замкнутости сословий — все это создавало для великого князя возможность в случае военных и административных потребностей переводить население из одной службы в другую, пополняя, например, военный контингент. [1020] Более того, сама земля начинает «служить». Происходит то, на что обратил внимание Н.П. Загоскин, правда, применительно к Северо-Восточной Руси: сама земля находилась в службе, как бы служила государству. [1021] На материалах западнорусских земель эта особенность проступает еще ярче. Как писал М.В. Довнар-Запольский, «известный объем повинностей и платежей был связан не с субъектом обложения, а с объектом, т. е. с землей. Это, несомненно, очень древняя черта, плотно укоренившаяся в мировоззрении литовско-русского общества». И книга земельных раздач Казимира, строго держится понятия о повинностном значении земли, в ней даже находим известия о «пустовской» земле с определением ее служебного положения. [1022]

Но каково же происхождение этого явления? Конечно же, нельзя согласиться с тем, что это влияние немецкого ордена — мнение, не раз высказывавшееся в немецкоязычной литературе. Что касается русских и некоторых советских историков, то, зачастую констатируя наличие служебных отношений, они не старались понять истоки этого института. Так, М.К. Любавский приурочил службу к «доменам» князей, но тут же делал такие оговорки, которые отнюдь не позволяют считать эти земли «доменами». [1023] Б.Д. Греков также считал эти «служилые» земли «доменами» уже без всяких оговорок, указывая на их древнерусское происхождение. [1024] А.Л. Хорошкевич писала, что «конная служба была достоянием любого вольного человека и легко совмещалась с земледелием и ремеслом». [1025]

Для понимания служебных отношений в западнорусских землях надо обратиться к такому явлению, как «служебная система», которая уже давно и плодотворно изучается на материалах Центральной Европы. В Восточной Европе «служебная система» также обнаружена. Б.Н. Флоря подметил, что «если в Центральной Европе (за исключением такой области, как Мазовия) источники XII–XIII вв. дают уже явные свидетельства упадка «служебной организации», а в начале XIV в. сведения о «служебном населении» вообще прекращаются, то у восточных славян очень существенные реликты «служебной организации» сохраняются и в более поздний период — во второй половине XV — первой половине XVI в.». [1026] С этим мы вполне согласны. Но что за институт «служебная организация»? Принципиальное значение для решения этого вопроса имеют работы одного из крупнейших исследователей служебной организации Д. Тржештика. Обратившись к «среднеевропейской модели государства периода раннего средневековья, он пытался решить вопрос о том, можно ли эти государства считать феодальными, «т. е. являлась ли разветвленная и сложная система налогов и служебных обязанностей по отношению к князю и всему правящему слою, который в ней принимал участие, поземельной рентой и прибавочным продуктом, отбиравшимся у княжеских крестьян. В таком случае, однако, государство должно было быть как собственником земли княжеских крестьян, так и их господином. Оно должно было бы лишать их как собственности, так и свободы». [1027] Д. Тржештик считает, что исходным пунктом феодализации была не собственность, а свобода. «Как только государство начинало требовать со свободных людей налогов и службы, это неизбежно обозначало — и не только в представлении людей, — что они лишены и свободы и собственности. Значит, эти налоги являлись фактически поземельной рентой, и наследственная собственность княжеских крестьян стала в действительности только наследственным владением…». [1028] «В этом разделении собственности на землю и власти над людьми и заключена, собственно, тайна «общественной конструкции» среднеевропейских государств». [1029] Здесь перед нами еще одна модификация (которая уже по счету!) «верховной феодальной государственной собственности на землю», и ей можно адресовать, все те возражения, которые делались против других подобного рода версий. Заметим еще, что в данном случае совершенно не учитывается общественно полезная роль княжеской власти, придается прямо-таки сакральное значение налогам и повинностям. Между тем архаические налоги уходят своими корнями в глубокую древность и ничего общего не имеют с феодализмом. Особенностью же службы на раннем этапе ее развития было как раз то, что она прекрасно уживалась со свободой. Люди были свободны, но они служили, так как к этому их вынуждала сама ситуация — необходимость каждодневной борьбы с внешними врагами. К тому же продвижение от свободы к несвободе, действительно, может служить показателем продвижения к феодализму, но без сдвигов в отношениях собственности вряд ли такой переход возможен, и ставить этот процесс во главу угла вряд ли правомерно, так как вполне можно получить конструкцию, определяемую как «феодализм без берегов». [1030]