Николай Горелов - Книга странствий

Не меньшую изобретательность проявил Мандевиль, рассказывая о гибели багдадского халифа: «После Угедея правил Гуйюк-хан. А после него Менгу-хан, который был добрым христианином и был крещен, и он дал грамоты о вечном мире всем христианским народам и отправил своего брата Хулагу вместе со множеством людей, чтобы завоевать Святую землю и передать ее в руки христиан и чтобы уничтожить веру Магомета и захватить халифа, который был императором и повелителем всех сарацин.

И когда халиф был схвачен, у него обнаружились такие сокровища, каких во всем остальном мире не сыскать. Хулагу велел привести его к себе и спросил его, почему тот не нанял больше солдат и людей, которых хватило бы, чтобы с помощью малой толики этих сокровищ защитить свою страну. И халиф ответил ему, что он искренне надеялся, что ему будет достаточно и своих людей. И затем Хулагу сказал: "Ты был Богом для сарацин. И не пристало Богу есть мясо, смертную плоть. А поэтому ты будешь питаться одними драгоценными камнями, дорогими перлами и сокровищами, которые ты любил так сильно". И после этого он повелел отправить его в тюрьму и все сокровища вместе с ним. Так оный и умер от голода и жажды. Этот Хулагу завоевал бы всю Землю обетованную и передал ее в руки христиан, если бы Великий хан не умер бы в это время».

Реинтерпретация сюжетов — не привилегия сэра Джона Мандевиля и его создателя. Иоанн де Плано Карпини упоминает, как во время своих походов монголы столкнулись с загадочным народом пароситов: «Отправившись дальше на север, они достигли пароситов, у которых маленькие животики и маленький рот, и, как нам говорили, они не едят, а варят мясо, а сварив, склоняются над горшком и вдыхают пар: только этим и насыщаются. А если что и едят, то совсем немного». В «Истории татар», записанной со слов спутника Иоанна де Плано Карпини — Бенедикта Поляка, «паросциты» представлены уже следующим образом: «Высоки, но худощавы и немощны, ибо у них маленькая и круглая утроба наподобие небольшой чаши. Они вовсе ничего не едят и живут только паром. У них на месте рта небольшое отверстие, поэтому они варят мясо в горшках и насыщаются паром, вдыхаемым через маленькое отверстие. О мясе же самом они не заботятся и бросают его собакам». И вот кельнский схоластик, приложивший руку к составлению «Повести монаха Бенедикта», увидел в этом рассказе что-то знакомое. Конечно, пароситы напоминали ему астомов, о которых еще Плиний писал так: «У самых дальних пределов Индии, возле истока Ганга, [живет] племя астомов, все их тело покрыто шерстью, а спереди пухом, они питаются только испарениями и запахами, которые втягивают носом. Им не нужно никакой пищи, кроме ароматов разных корений, цветов и лесных плодов, которые они берут с собой в дальний путь, чтобы не лишиться их запаха; вдохнув пусть даже немного тяжелого или неприятного запаха, они расстаются с жизнью» (Естественная история. VII, 25) [136]. Рассказ Плиния повторили Солин (О вещах достопримечательных. 52, 30), Авл Геллий (Аттические ночи. IX, 4) и св. Августин, подчеркивающий, что «среди прочих существуют еще и такие, которые рта не имеют и поддерживают жизнь исключительно парами, вдыхаемыми через нос» (О Граде Божьем. XVI, 8). Исидор Севильский отвергает полное отсутствие рта у астомов, указывая, что у них есть «маленький рот», через который можно с помощью тростиночки поглощать овсяную похлебку (Этимологии. XI, III, 18). Кельнский схоластик воспользовался «Восточной, или Иерусалимской, историей» кардинала Якова де Витри, который в свою очередь почерпнул сведения из сочинения Исидора и добавил к тексту брата Бенедикта Поляка комментарий о том, что у пароситов «рот очень маленький и узкий и они не могут что-нибудь жевать, но пьют похлебку и запахами мяса и фруктов подкрепляются» (вставленные ученым слова подчеркнуты). Благодаря этим весьма незначительным дополнениям исследователи на протяжении двух столетий пытались отождествить пароситов и астомов.

Кормление паром (но уже не людей, а идолов) было известно и другому путешественнику и миссионеру-францисканцу, Одорико де Порденоне, поскольку, рассказывая о городе Зайтон, он пишет (гл. 21): «Этот город в два раза больше Болоньи. В нем множество монастырей, где монахи поклоняются идолам в целом. Я был в одном из их монастырей, где обитают почти три тысячи монахов и [находятся] одиннадцать тысяч идолов; и один из этих идолов, который на взгляд меньше всех остальных, размером со святого Христофора. В тот час, когда они дают этим своим богам есть, я пришел, чтобы посмотреть. И они дают им есть следующим образом. Все, что подносят для съедения, нагревают как можно горячее, чтобы запах оного поднимался к идолу, ибо именно это и является, утверждают они, для него пищей. Все остальное они забирают себе и съедают. И вот таким образом, как утверждают, хорошо заботятся о богах своих. По правде говоря, эта земля — из лучших, какие ныне есть на свете, там [можно найти все], что необходимо для человеческого тела».

Примечательно, что история, некогда услышанная Иоанном де Плано Карпини и Бенедиктом Поляком, продолжала жить своей жизнью, и в докладной записке, составленной 11 марта 1765 г. в Анадырском остроге капитаном Пересыпкиным, говорится со слов казака Николая Дауркина, побывавшего у чукчей: «Еще же есть земля, на ней живут люди, называются мужеской и женской обоих полов безжопые , токмо-де у тех задний проход имеется такой, как иглой швальной проколото; а у иных промысел бывает олений довольно. Питание имеют такое: когда сварят оленье мясо, то нюхают, и в рот глотают один от мяса горячий пар, и тем сыты бывают, а потом вареное мясо бросают». Описание этого народа в точности соответствует рассказам монахов-францисканцев о пароситах и является, как позволяет судить контекст известия, версией той же самой легенды, причем в результате перестановки на месте маленького рта оказался крошечный задний проход.

Путешественники, не стесняясь, заимствовали информацию друг у друга. Так, рассказ Одорико де Порденоне об Индии является комментарием и интерпретацией тех сведений, что сохранились в «Книге Марко Поло». Автор «Путешествия Мандевиля» в свою очередь охотно заимствует у Одорико, сообщая, как по Индийскому океану плавают корабли, скрепленные веревками: «Все их корабли сделаны из дерева и досок, без железа и гвоздей, а все из-за адамантовых гор, ибо они — чудо, расположенное посреди моря. Если корабль держит курс мимо них, а в его корпусе есть гвозди или железные скобы, то он погиб. Ибо адамант по своей природе притягивает к себе железо, вот так и [магнитные горы] притягивают к себе корабль, если в нем есть железо, причем настолько, что отплыть от них он уже никогда не сможет», про эти самые корабли можно было прочесть столетием ранее в «Деяниях герцога Эрнста» (немецкой поэме XII в., распространенной в многочисленных латинских пересказах — некоторые сохранились в тех же рукописях, что и сочинения Марко Поло): «Между тем триера все больше и больше разрушалась и приближалась к [гибельному] месту, захваченная камнем магнитом, который по природе своей притягивает железо. Рядом с этим камнем на них посреди бури обрушилась огнеподобная молния. И множество старых кораблей, расколотых молнией пополам, потонули в песчаной пучине, которая еще страшнее, чем морские глубины. И во умножение множества бедствий, обрушенных сверху раскатом молнии, многих сразил морской вал, ударивший о дно триеры». Про магнитные горы писал еще Плиний Старший: «Рядом с рекою Инд расположено две горы: природа их такова, что одна притягивает все железное, а другая — отталкивает, и если в обуви есть гвозди, то на одну из гор невозможно ее поставить, а от другой — оторвать» (Естественная история. II, 211), и, по-видимому, без этого сюжета не мог обойтись ни один уважающий себя путешественник. Марко Поло, Одорико де Порденоне, Бенедикт Поляк, Рикольдо де Монте Кроче и Гайтон зачастую рассказывали своим читателям истории, которые от них ожидали услышать. Самое удивительное: авторы умудрялись не повторяться, а находить свою, оригинальную точку зрения на описываемое явление [137].