Борис Рамм - Папство и Русь в X–XV веках

Другим, не менее убедительным свидетельством напряженных отношений, сложившихся у католического духовенства с местным населением, может служить малоизвестное папское послание 1381 г., [561]предписывающее магистру ордена доминиканцев назначить специального инквизитора «для Руси и Валахии». [562]В булле подчеркивается право и обязанность инквизитора, пользуясь всеми средствами, какими инквизиция располагает, искоренять «заблуждения» на Руси [563]и особенно бороться с проявлениями недовольства или возмущениями против апостолической власти.

Методы расправы католической церкви с инакомыслящими папа пытался перенести с Запада на Русь.

Несколько позднее, в 1387 г., тот же папа предложил насильственно обращать в католичество русских на землях, подвластных католическим князьям в Литве, Польше и т. п., применяя со всей строгостью принудительные меры вплоть до телесных наказаний. Одновременно, в том же году, папа отправил своих послов на Русь для переговоров. Об этом сохранилось глухое сообщение в литовской рукописи. [564]

Настойчивость, с которой католическое духовенство действовало в соседних с Русью землях, давала известные результаты. В связи с политической унией (Кревской) Польши и Литвы, заключенной в 1385 г., все литовцы были обязаны принять католичество.

Снова ожили папские планы распространения католичества на Руси. Любушский епископ рассматривает ее как сферу своего влияния и в одном из своих посланий заявляет, что «вся Русь принадлежит любушской епархии». [565]

Не раз возвращалось папство и в XIV в. к своей идее о «восточной унии», неизменно рассматривая ее как путь к гегемонии над Византией и Русью. Эти предложения (о признании главенства папы) привезли в Константинополь легаты Бенедикта XII в 1334 г. [566]Они же были предметом переговоров в Авиньоне в 1339 г., когда туда прибыл из Константинополя посол императора Варлаам Калабрийский, который заявил в своем выступлении латинянам: «Не столько различия в догматах отделяют от вас сердца греков, сколько ненависть против латинян, вошедшая в их души из-за многих больших бедствий, которым греки в различные времена подвергались от латинян и еще теперь иногда подвергаются. Пока эта ненависть не будет уничтожена — уния не может состояться». [567]

Новые переговоры по поводу унии пытался повести и папа Климент VI, который предлагал императору Иоанну VI Кантакузину собрать вселенский собор для этой цели. Император на эти призывы не отозвался. Но уже следующий папа, Иннокентий VI, добился от византийского императора Иоанна Палеолога I значительных уступок. Император в 1356 г. принес папе клятву в верности и повиновении как верховному главе церкви и обещал предоставить епископские кафедры лицам, готовым повиноваться папе. Он предлагал папе основать в Константинополе три школы для духовенства и даже поставил первым в списке будущих питомцев этих школ имя своего сына. [568]

А спустя еще 13 лет император Иоанн V Палеолог, отправившись в Рим, выразил папе Урбану V полное признание его супрематии и подписал личную унию с папской церковью. [569]

Все эти «успехи» папской политики, однако, оставались пустой декларацией. Никакого сближения между католичеством и греками не происходило, никакой реальной власти папа на Востоке не получил. В самой Византии уступки императора папству вызывали резкий протест. [570]Главной же причиной бесплодности усилий папства было то, что при всех этих переговорах об унии римской и греко-византийской церкви оно игнорировало русскую церковь и русское государство, в то время как по территории и населению Русь давно сделалась важнейшей частью всего греко-византийского (православного) мира.

Быстро растущее к концу XIV в. значение Москвы как центра складывающегося в Восточной Европе мощного государства, ее роль как объединяющей силы, сплачивающей воедино феодальные княжества Руси, освобождение от татарского ига, — все это способствовало укреплению традиционных связей с Константинополем. Во второй половине XIV в. оживляются торговые сношения с Византией через черноморские колонии в Кафе и Судаке, возрождается русская торговая колония в Константинополе, хотя и существовавшая издревле, но после татарского нашествия фактически прекратившая свое существование. Интересные сведения об этом сохранились в «Хождении митрополита Пимена в Царьград» (1389 г.). [571]

Экономические, политические и культурные связи московской Руси с Византией получили идеологическое закрепление в вероисповедной общности обеих стран, другой стороной которой была чуждость странам католическим.

В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что сепаратистская антимосковская политика в ряде русских княжеств, особенно в Полоцке, Пскове и Новгороде, оказывалась в XIV в. окрашенной подчас и в прокатолические тона. Бросается в глаза, что в этих центрах росло влияние католической пропаганды, строились новые католические церкви, в большем числе появлялись монахи различных орденов. Основой этих процессов были сравнительно оживленные торговые сношения Полоцка и Новгорода с Прибалтикой, экономические интересы этих торговых центров, направленные на запад. [572]

Все же, когда перед русскими людьми появлялась внешняя опасность, эти интересы отдельных групп населения отступали перед общими задачами сплочения сил формировавшейся нации, в ее стремлении отстоять свою независимость. Это ярко показали события начала XV в. В исторической Грюнвальдской (Танненбергской) битве 15 июля 1410 г., когда немецкие рыцари в последний раз попытались прорваться на Восток, Тевтонский орден понес полное поражение от соединенных сил польско-литовско-чешско-русских войск. Хорошо известно, что решающий перелом в ходе сражения определило неожиданное для немцев выступление смоленских полков под начальством, князя Юрия Лугвиниевича. Смоляне поддержали дрогнувшие было польско-литовские полки, приняв на себя главный удар врага, выстояли в критический момент боя и тем самым повернули битву к роковому для немцев исходу. Даже в германской шовинистической литературе битва под Грюнвальдом оценивается как тяжелый удар, понесенный орденом, вследствие которого дальнейшие попытки наступления немецких рыцарей на восток были окончательно пресечены. [573]

Значение этого поражения ордена достаточно ясно характеризуют слова крупного исследователя истории борьбы за Балтику Ю.В. Готье — «дальнейшая история Тевтонского ордена, является историей его падения». [574]

Полстолетия после Грюнвальдской битвы привели орден к потере своей независимости: он признал себя вассалом Польши и великого княжества Литовского. У рыцарей остались только низовья Вислы, Немана и часть соединяющего их морского побережья. [575]