Александр Майоров - Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв.

В своих сочинениях греческие авторы XIII–XIV вв., сообщающие о военных подвигах галицко-волынского князя Романа Мстиславича в борьбе с кочевниками, последовательно именуют его «игемоном Галиции» (Γαλίτζης ἡγεμών), как бы выделяя тем самым Романа среди прочих русских князей-«архонтов» того времени (ἀρχικω̑ς). [906] Подобное терминологическое противопоставление особенно заметно в рассказе о Романе Никиты Хониата, отличающемся наибольшими подробностями. См.: Nicetae Choniatae Historia / Rec. I. A. van Dieten. Berolini; Novi Eboraci, 1975. P. 522–523.

Это терминологическое отличие усиливается в рассказе Никиты Хониата о «распре» Романа с киевским князем Рюриком Ростиславичем, в отношении которого историк употребляет сравнительно редкое определение «диепон Киева» (διέπων τὸ Κίαβα Ῥούρικας). [907] Ibid. P. 523. Термин «диепон», по-видимому, может означать правителя более низкого ранга или вообще лишенного власти своими соперниками. «Иконийским депоном» (Ἰκόνιον διέπων = Ἰκονίον κρατω̑ν) Никита Хониат обозначает, например, свергнутого иконийского султана Кай-Хосрова I, искавшего убежища при дворе Алексея III. [908] Ibid. P. 400, 401, 413, 493, 520, 638, 639.

Противопоставление Романа Рюрику в рассказе Хониата впервые было отмечено М.Д. Приселковым, увидевшим в нем тонкое понимание византийским автором новых политических реалий Южной Руси, сложившихся в начале XIII в. и засвидетельствованных русскими летописями:

Обращаю внимание, что Роман называется Н[икитой] Хониатом галицким князем («igemon»), а Рюрик — только правителем Киева («diepon»), что соответствует нашим летописным данным: «Русь» была в обладании галицкого князя, а в Киеве правил Рюрик. [909] Приселков М.Д . История русского летописания XI–XV вв. СПб., 1996. С. 40.

Наблюдения М.Д. Приселкова были поддержаны В.Т. Пашуто, сопоставившим известие Хониата с данными некоторых русских источников — галицких и новгородских, в которых Роман именуется «великим князем», чему соответствует его более высокий (по сравнению с Рюриком) правительственный статус, фиксируемый Хониатом. [910] Пашуто В.Т . Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 193. Превосходство в титулатуре Романа Мстиславича над Рюриком Ростиславичем, отмечающееся у Хониата, привлекает внимание и новейших исследователей, оценивающих его как аргумент в пользу союзнических и даже родственных отношений Романа с династией Ангелов. [911] Grala H . Drugie małżeństwo Romana Mścisławicza // SO. Warszawa, 1982. R. XXXI. № 3–4. S. 126; Dąbrowski D . Rodowód Romanowiczów książąt halicko-wołyńskich. Poznań; Wrocław, 2002. S. 38–39; Войтович Л.В . Княжа доба: портрети еліти. Біла Церква, 2006. С. 486.

И действительно, у византийского термина «игемон», обозначавшего прежде всего правителя и военного предводителя, [912] См.: Sophocles E.A . Greek Lexicon of the Roman and Byzantine periods: from B. С. 146 to A.D. 1100. New York, 2004. P. 379; Dēmētrakos D . Mega lexikon tēs Hellēnikes glōssēs. T. 4. Athen, 1953. P. 3229. по-видимому, мог быть и еще один смысловой оттенок: в некоторых случаях этот термин мог указывать также на военного союзника и родственника императора.

Именно такой случай имел место в истории русско-византийских отношений за сто с небольшим лет до описываемых событий, на который в свое время обратил внимание В.Г. Васильевский. К 1073–1074 гг. ученый относит два императорских послания, составленных Михаилом Пселлом от имени Михаила VII Дуки (1071–1078) и адресованных русскому князю Всеволоду Ярославичу. [913] См.: Васильевский В.Г . Русско-византийские отрывки. I. Два письма византийского императора Михаила VII Дуки к Всеволоду Ярославичу // Васильевский В.Г . Труды. Т. II, вып. 1. СПб., 1909. В письмах император сватает одну из дочерей Всеволода, по-видимому, Анну (Янку), за своего брата Константина Дуку Старшего. Брак, однако, не состоялся: Михаил и его брат были лишены власти, а русская княжна Анна добровольно приняла монашеский постриг после насильственного пострижения ее нареченного супруга. [914] Там же. С. 36.

Называя своего будущего родственника «игемоном», император подробно объясняет русскому князю, какую высокую честь он оказывает ему своим предложением и как велико отныне будет его отличие среди прочих князей Руси.

Тебе, конечно, небезызвестно, что такое есть императорская власть у наших римлян, и что даже те, которые вступают в дальнее родство с нами, почитают такой союз величайшим благополучием…

…твоя власть сделается отсюда более почтенною, и все будут удивляться и завидовать тебе, получившему такое отличие.

Ныне брачный союз будет тебе в похвальбу и гордость, ныне твоя дочь удостоится царской крови, получив законное достоинство и звание. [915] Цит. по: Там же. С. 9–10.

Эту честь родства с византийским императором и связанные с ней политические преимущества и выгоды для своего собственного престижа, очевидно, вполне осознавали и русские князья. Последние исходили из того, что император занимает главенствующее положение в христианском мире. Этот верховный статус императора должен был признать князь Владимир вместе с принятием христианства. Примат вселенской власти василевса был закреплен в своде византийского канонического права, использовавшемся в качестве официального законодательства Русской церковью. Столь же ясно и недвусмысленно он был заявлен в получившем широкое распространение в Восточной Европе славянском переводе дидактического трактата диакона Агапита, составленного в VI в. для императора Юстиниана I и известного на Руси уже в XI в. [916] Оболенский Д . Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. М., 1998. С. 239. О теории супрематии византийского императора и его верховного суверенитета над всеми христианскими государствами, а также месте Древней Руси в византийской «иерархии государств» см.: Ostrogorsky G. 1) The Byzantine emperor and the hierarchical world order // The Slavonic and East European Review. T. 35. London, 1956; 2) Русь и византийская иерархия государств // XIII Международный конгресс исторических наук. М., 1970; Медведев И.П. Империя и суверенитет в средние века (на примере истории Византии и некоторых сопредельных государств) // Проблемы истории международных отношений: Сб. ст. памяти акад. Е.В. Тарле. Л., 1972; Литаврин Г.Г. Идея верховной государственной власти в Древней Руси домонгольского периода // Литаврин Г.Г. Византия и славяне. СПб., 1999.

Ярким внешним выражением статуса византийского императора как верховного правителя всего христианского мира было обязательное упоминание имени василевса во время литургии: в диптихах — поминальных перечнях — там, где священник возносит молитву, прославляя правителя и весь христианский мир, первым звучало имя императора. [917] См.: Hanssens I.M . Institutions Liturgicae de Ritibus Orientalibus. Vol. III. Rome, 1932. P. 1340–1341, 1343–1355. Такое положение сохранялось в Русской церкви вплоть до конца XIV в. [918] См.: Мейендорф И . Византия и Московская Русь. Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV веке. Париж, 1990. С. 18–19. Представление о византийском императоре как о верховном властителе православных народов, в том числе и русского, было распространено среди нехристианских правителей соседних с Византией государств, прежде всего мусульманских. [919] См.: Regel W . Analecta Byzantino-Russica. SPb.; Leipzig, 1891. P. 57–58. Ср.: Дьяконов М.А . Власть московских государей. Очерки из истории политических идей древней Руси. СПб., 1889. С. 13–29.