Борис Синюков - Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории

В предыдущем абзаце я только поставил веху, которая отделила язычество от христианства, которое, в свою очередь, продолжило наступление на женщину, не дав ей даже начать свою борьбу, но возвращаться из глубокой древности северной России нам еще рано. Мы все еще находимся в приволжских кучках, которые обозначили выше. Народ здесь живет только благодаря самоотверженному труду женщин, но заметьте, ни жрецы, ни главари из них не выделяются. А как им выделиться в таком повседневном каторжном труде? У них нет времени даже задуматься, как следует. Даже полноценного сна у них нет, даже сон надо совмещать с работой, качать люльку.

Перенесемся в быт мужчин. Они тоже живут оравами. Что они делают? Не обремененные заботой о семействе, они вынуждены искать не дело, а заделье, потакать своим слабостям, кидаться от одного к другому делу, позволить себе вообще ничего не делать временами. У них одна забота: добыть пропитание свое. При отсутствии системы жизненной необходимости они поступают по формуле: «кто во что горазд». Перед ними открыты все дороги к «самовыражению». Первое еда, второе – «горячий напиток», после которого нужна драка, кулачный бой «купца Калашникова», ибо «силушки девать некуда» как у Микулы Селяниновича. Остаток сил – на чистоплотных женщин, купающихся или стирающих на речке.

Ни одного ведь древнего богатыря не показано нам женатым и за повседневной, кропотливой работой. Все как один «геройствуют», притом сами не знают, где будут «геройствовать» завтра. И «витязь на распутье», и «три богатыря» – тому подтверждение. Воля – вот их основная «профессия», «волюшка–воля», как поется в песне, но воля эта не та, прямой смысл которой яснее выглядит в обратном смысле слова «невольник», а именно в смысле «куда хочу, туда и ворочу», «волеизъявление». Поэтому, куда она направлена, эта воля, неважно. Рассмотрим направления их «воли», первоначально поделив их крупно на два вида: общественно полезные и общественно вредные.

Общественно полезные направления «воли» мужчин – это в основном «отшельнический тип» работы, требующий уединения в единственном числе или в малой группе соратников: бортничество, профессиональная охота, бродячие печники, плотники «с одним топором да долотом в руках», рубщики домовых срубов, рыбаки, позднее кузнецы, лыкодеры, плетельщики корзин и делатели туесов. Из них потом появились знаменитые санные и колесные мастера.

Понятие «отхожие промыслы» у наших крестьян коммунисты испохабили, «объяснив» их голодом в деревнях. Нет, отхожими промыслами занимались мужчины целых деревень, волостей, специализировавшиеся на отдельных видах кустарного производства из века в век, притом ежегодно, а не тогда, когда у них «голод». Это остаток этих самых времен, которые мы рассматриваем, но когда стало неприлично быть неженатым. Ибо, что будет делать «дома» печник–искуссник, за которым посылают гонца за полсотни верст? Список этот можно продолжать почти бесконечно, но мы исследуем не древние промыслы человека, а его самого.

Самое главное. В этих профессиях нет пьяниц, в них есть уже «наследственные» любители крепко выпить, у них лозунг: «работе время, потехе – час». Из них вышли все русские изобретатели, а позднее и сам Ломоносов, тоже любивший крепко выпить.

Общественно вредные направления «воли» мужчин. Тут тоже большая градация. С чего начать складнее и не знаю. Ну, во–первых, воровство. Первоначально – всего, «что плохо лежит», потом – специализация, потом разделение «труда» и «организация преступных сообществ», как их называют современные юристы. Ни один историк не станет отрицать очень широкого воровства на Руси во все времена. Только славянофилы говорят, что замков на дверях не было, но, это они явно врут, и никто им не верит. Не было замков у самих воров, потому что воровать нечего, украдут – пропьют. А так в доме – пусто. Рядом с воровством грабеж, с оружием в руках – разбой. Эти ватаги беззаботных мужиков, спустившихся в среднее течение и низовья Волги, стали казаками–разбойниками, а затем, обосновавшись на Яике, стали называться «защитниками русских рубежей». В их среде вырос русский гомосексуализм, а особенно, забыл, как он по латыни называется, но можно назвать и по–русски: «половая всеядность». Никаких семей, конечно, у них не было. Зачем им эта обуза?

Кстати, обуза – обужение – заужение – обузить, это ничто иное, как сужение «прав» мужиков, вызванное необходимостью для «удобства» половой жизни создать семью, ибо и семья – прямая обуза, даже по сегодняшнему смыслу. И по конкретному смыслу этого слова «обуза» не может висеть над мужиком, как сегодня понимают это слово, а стоит вокруг его в виде чад и домочадцев, обуживая свободу его передвижения. Откуда бы произошло такое конкретное специально для мужиков слово? Это говорит о том, что я на правильном пути.

Все–таки, главные «воровские» профессии надо указать, ибо в самих избах или землянках у народа воровать и грабить особенно нечего, кроме детей и женщин. На большой дороге – Волге и притоках воровать и грабить можно многое, все, что везут купцы, но главное – их деньги. Но денег купцы не возят, только – на «командировочные» расходы. Остальные, главные их деньги сосредоточены в товаре. Грабить товары, конечно, можно, но с ними хлопот не оберешься. Лучше сбыть их следующему проплывающему купцу за бесценок. Но купцы тоже не дураки, покупать товар, заведомо ворованный, и везти его дальше продавать в одном «ряду» с обворованным купцом, неэтично. Поэтому казаки–разбойники вынуждены были создавать притоны, где бы они могли сосредоточить временно наворованное добро, подождать чуток, пока страсти улягутся, и только потом выбрасывать их на рынок. Для этого очень подходил остров на Дону, Яик, Запорожская Сечь. Тут, вдали от глаз, и подлечиться от ран можно, госпиталь потребовался, санитарки, знахарки. Потом и кой–какие домишки потребовались, а потом уже, время спустя, потребовалась и хозяйка. На Яике, что их так много обосновалось, не с Дона же переехали на постоянное место жительства, как историки думают? А там, рядом имеются всемирно известные озера Эльтон и Баскунчак с неиссякаемыми запасами лучшей в мире соли и, естественно, проходной двор для ее вывоза. Вот где раздолье для грабежа купцов. Спустился вниз по течению, награбил, и — в верховья, домой, в «войско».

Надо остановиться на образовании аристократии, будущих князей, и показать, как закрепощался прочий народ. Из среды общественно полезных мужиков, конечно, могло образоваться некоторое количество разбогатевших на своих изобретениях мастеровых кустарей, как разбогател Зингер, умно запатентовав свою швейную машинку, так, что никто не мог обойти его права никакими новыми «формулами изобретения». Но главными поставщиками вновь испеченных князей явились разбойники, не ушедшие на Яик, а оставшиеся дома, накопив стартовый капитал. У них все было для того, чтобы захватить власть: шайка головорезов, готовых на все, слушавших своего «пахана», как будущие казаки – своего Стеньку Разина, получившая впоследствии название «дружина». У них был капитал: бессовестность, окрепшая в грабежах. Собственно, больше ничего и не надо было.