Борис Синюков - Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории

Вы же знаете, что такое гнет? Это когда только что заквашенная капуста в кадке выделяет мало сока, приходится класть на капусту большой камень, а если не помогает, то – два, пока сок не смочит камень. Таким образом, гнет – это выдавливание сока, хоть из капусты, хоть из народа. И иго здесь монгольское не при чем. Почему? Да, потому, что когда монгольский довесок убрали, гнет не стали уменьшать, весь «сок» – себе, на расширение империи. Есть и другое толкование слова гнет. Это когда сено возят на повозке, нетолстое бревно, с помощью которого стягивают сено к основанию повозки. Тоже похоже на «капустный».

Может вы не догадались, почему я сказал «монгольское» иго вместо привычного для всех татаро–монгольского? Потому, что «татарское» все–таки было. Дело в том, что со временем стало неудобно ходить грабить свой народ, попадались знакомые и родственники, и хотя совесть была бараньей, все же лучше было договориться с татарскими бандами. Те ходили «на работу» к нам, а наши – к ним. Так не сильно мучила совесть. Поэтому у нас был татарский гнет, а у них – русский, или как там он у них назывался? Историк на жалованье, проживающий у царя в прихожей, по–иностранному во флигеле при Зимнем дворце, изобрел «татаро–монгольское»: народ ведь немного помнил татар, но они рядом живут, все знают. Вот и приписал, что это не те татары, что рядом, а совсем другие, аж из Монголии. Он даже чаще употреблял слово «моголы», чем татары.

Теперь о дани. Ну, скажите, что можно взять у людей, с которых собственные разбойники–князья уже сдирали по третьей шкуре? Только шкуру же, но вместе с душой. Поэтому и возникла знаменитая «татарская десятина», каждого десятого, и мальчиков, и девочек, у кого что есть, — в налог, а затем, собрав в кучу на княжеском дворе, – в дань. Постепенно народ забыл, что он когда–то был свободен, стали говорить «княжие» мы, «царевы».

Некоторое количество рабынь на обратном пути «пользовали» до полусмерти, а затем - за борт ее, «в набежавшую волну», остальных продавали хазарам, а те еще дальше – в «Персию». Тех, которые не находили сбыта, везли к себе. Мальчишек сразу всех продавали, тем же хазарам, для добычи соли (подробнее в следующих разделах). Собственно, они сами постепенно стали хазарами. Затем заметили, что стареют, на пенсию пора, стали «готовить» себе из них замену. Пока, наконец, не сообразили, что можно жениться. В походы ходили нечасто. Пока все не пропьют, не ходили. Поэтому историки и говорят, что набеги были не каждый день.

Теперь о гипертрофированной любви русских, особенно женщин, к своим детям, готовых кормить своих чад до пенсии, не своей пенсии, до их, детей пенсии. Ни в одной стране такого нет, там исполнилось чаду 18 лет, иди на все четыре стороны, и не мешай закончить жизнь в неге. Правда и детки, сдадут стариков в хоспис, и продолжают веселиться. Наши детки тоже сдали бы, но у нас хосписов нет, к сожалению. Поэтому, как правило, их просто бросают, «забывают» где они живут. Материнская любовь «нашего типа» – это многовековая генная память тех времен, когда детей отбирали. Только у нас, единственных в мире, создана организация «солдатских матерей», ибо их детей и сейчас отбирают, с той же наглостью, с той же неотвратимостью, посылают в рабы–солдаты, которые «не имеют права» отказаться от этого рабства, в том числе убивать свой российский народ, когда им прикажут «князья нового типа».

Перейдем к новгородско–псковской кучке. Вспомните об их смердах, Смердах с большой буквы, гордых смердах. Вспомните, чем и как они торгуют с Западом. На Западе тоже рабы нужны, но они не продают свой народ, у них знаменитое Новгородское вече не позволяет это делать. Они продают лен, пеньку, мед, соболей, рыбу, воск и мед. Все, что у них есть, все, кроме людей. Верхневолжские грабители–князья раза три–четыре кинулись туда за людским «товаром», а новгородцы были красавцы, богатыри, смельчаки, в общем хороший «товар». Но получили так по морде, что лет триста–пятьсот, пока «не объединили» народы в дремучей тайге в районе Москвы, больше туда не совались. Но дикую злобу на их нравы, не позволявшие открыто грабить свой народ, затаили. И отыгрались потом так, что у историков и сейчас еще волосы дыбом стоят. Больше мне нечего о них сказать. Добавлю только, что если бы не Иван Грозный, которого не было, и не «объединитель» Иван Калита, не Петр I в особенности, сегодня в Прибалтике было бы не три государства, а четыре, а, может быть, и все пять, если считать Псков отдельно. О роли женщин в этих болотах может за меня сказать одна Марфа Посадница, чуть было в одиночку не победившая всю московскую свору «древних князей». Где такие женщины на владимирщине, суздальщине, ярославльщине, не скажете? Кстати, нынешний президент собрался столицу опять переносить в Петербург, по–моему, из–за псковичей и новгородцев. Чтобы быть к ним поближе на всякий случай и встать грудью на их пути, когда они вдруг вздумают «шутить» с ним, грозным.

Совсем было, собрался закончить, но вспомнил об авторах «новохрона–2», которые трактуют, вернее «реконструируют», как они сами говорят, «раздел новгородских земель» после их завоевания совсем не так, как было это на самом деле. Я этого так оставить не могу. Они говорят в своих многочисленных трудах, что Великий Новгород это Ярославль, а так как Ярославль никто не завоевывал, то и завоевания Новгорода, дескать, не было. А это князья–грабители в сговоре с казаками–разбойниками завоевали весь мир, начиная от Японии и кончая через всю Евразию обеими Америками. Вот будто бы эти земли и делили, как новгородские. Доказывать «новохронистам–2», что этого не было, что не завоевывали мы весь мир, не буду. Скажу только «кишка тонка» у князей–грабителей, даже вместе с казаками–разбойниками. Они могли «завоевывать» только безоружных (Сибирь) или когда «семеро на одного» как с Новгородом. Крым, и тот не могли лет пятьсот взять, все примеривались. Возьмут – отступят. Попозже, когда можно было грабить народы от Тихого океана до Карпат, тогда – да. Но Севастополь – нашу гордость, сколько раз на Запад сдавали? Поэтому мы мир завоевать не могли по определению. «Новохронистов–2» смутило то обстоятельство, что потребовалось очень много народу для заселения «новгородских земель». Всем мелким князьям дали, — еще осталось, всем дружинникам дали, еще осталось, пришлось холопам и «смердящим» смердам остатки «давать».

Я это объясняю следующим. Давали действительно новгородско–псковские земли, а не одному князю – Испанию, другому – Южную Америку. Весь народ псковщины – новгородчины, до последнего калеки, встал на защиту своей многовековой вольности, независимости от грабителей. На каждого из них князьям–грабителям пришлось держать по трое своих «дружинников», сами без охраны остались. Поэтому и было решено «заменить народ», притом весь, включая и калек. Народ поодиночке рассовали по своим «володениям», да вотчинам, там их быстро приучили к «порядку», быстро выбили вольность, вернее «вольнодумство». А на их земли отправили своих «людишек», покорных, от века не знавших, что такое свобода. Вот почему много народа потребовалось для заселения «новгородских земель». Вот почему наш главный историк столь невнятно описывает это событие, что абсолютно ничего не поймешь.