Андрей Михайлов - К западу от Востока. К востоку от Запада. Книга первая

Таким образом, все мы, а особенно питерцы, должны благодарить Бога за то, что город «трёх революций» не стал столицей СССР и сумел сохранить в относительной целостности своё историческое лицо. То самое, которое сегодня, как и в прошлые века, привлекает сюда толпы «своих» и «западных» туристов. Свои – приезжают для того, чтобы поглядеть, чем это царь Пётр утёр нос Европе, чужие – поглядеть, чем этот царь Пётр этой Европе пригрозил. Сегодня, в эпоху глобализма, те и другие плавают по городским каналам в одних экскурсионных посудинах, бок о бок. Само то, что Нева и протоки «Северной Венеции» в сезон переполнены разномастными и разнокалиберными судами и судёнышками, перегруженными разноязыкими толпами, – самое показательное свидетельство того, что интерес к Питеру вечен.

Белые ночи и тёмные дни

Город на Неве построен на той же широте, на которой находятся Аляска и юг Гренландии. Потому летом тут – светло даже ночью, а зимой – темно даже днём.

В застойные годы, на которые пришлось самое бесшабашное и счастливое время моей юности, Ленинград называли «городом белых ночей и чёрных суббот». «Чёрные субботы» были инициативой тов. Романова, тогдашнего первого секретаря горкома, согласно которой некоторые субботние дни объявлялись на заводах и фабриках рабочими. Наверное, партийное руководство по старинке рассчитывало на природную сознательность питерского пролетариата. Но пролетариат был уже не тем, который когда-то, раззявив рот, внимал и верил пламенным призывам вождя, вещавшего с броневика на Финляндском, – пролетариат матерно ругал инициативу партии, лишившей его законного права на любимое времяпрепровождение, коим для питерских пролетариев в то время было питье пива в многочисленных пивных и водки в не менее многочисленных «рюмочных».

«Белыми ночами» назывался и чай, который студенты заваривали в общежитии. Это когда одна и та же доза «36-го» заливалась в заварочном чайнике кипятком в пятый раз и по виду ничем уже не отличалась от горячей воды.

Всё это теперь глубоко в прошлом. Даже броневик, с которого Ленин охмурял собравшуюся на вокзале толпу, куда-то канул с места своей «вечной стоянки» во дворе Музея революции. Теперь собрание революционных раритетов, располагавшееся в великолепном, выстроенном для кого-то из великих князей, Мраморном дворце, уступило место более вечным ценностям из Русского музея. А бронированный уродец, предназначенный в основном для устрашения демонстрантов, уступил постамент монументальному Александру III – царю-богатырю. Его карикатурно-коренастая конная статуя когда-то стояла на площади перед Московским вокзалом, а после, всё советское время, прозябала на задворках Русского музея. На старое место возвратить сей позеленевший монумент уже не смогли – площадь ныне занята памятником защитникам Ленинграда. А этот блокадный период советской истории – единственная эпоха, которая здесь не подвергается ревизии и переоценке. Вот и решили поставить царя на место броневика.

…Многое изменилось в городе на Неве за последние полтора десятилетия. Что-то ушло, что-то вернулось, кое-что появилось из нового, кое-что – из старого. Но знаменитые Белые ночи, всегда предававшие особую романтическую притягательность Петербургу, остались прежними. Это банально, но именно это время, которое приходится на вторую половину июня, было, есть и будет наилучшей порой для постижения непостижимой души этого необыкновенного города. «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса…»

Мне иногда кажется, что Питер и строили (не знаю, насколько осознанно) в расчёте на то, что им будут любоваться именно в бесконечно долгие летние сумерки. Приглушенные краски делают городской пейзаж строгим и графичным, омуты многочисленных водных зеркал, повторяющие светлый тон отражённого неба, как бы подвешивают город в пространстве. А отсутствие толпы усугубляет «приват архитектуры» – несмотря на обилие в это время приезжих, ночной зритель в просторном городе всё же может чувствовать себя достаточно одиноким, достойным и спокойным.

Невский – «всеобщая коммуникация» и «главная перспектива»

Невский остаётся Невским независимо от погоды, времени года и эпохи. Он столь многомерен, что каждый может легко отыскать себе на нём своё, не занятое ещё никем пространство. Кого-то влекут расположенные здесь и рядом торжища – Гостиный двор, Пассаж, ДЛТ. Кто-то движется между двумя величайшими музеями планеты – Эрмитажем и Русским. Кто-то покупает в кассе-погребке билет и спешит в Александринский театр или Филармонию, или Комиссаржевку, или в Малый Оперный, или в Театр эстрады. А иной дорвётся до книжных сокровищ Дома книги, Лавки писателей или антикваров Литейного (это совсем рядом, за углом, там же, где «Академкнига») и вольётся вновь в суету Невского много часов спустя – счастливый, нагруженный, пропахший сладковатой книжной пылью и отстранённый от всех и всего.

Многие просто гуляют по Невскому без особой цели. Он ведь так и задумывался – для променадов. Когда-то здесь можно было запросто встретить прогуливающегося Александра I и, более того, Александра Пушкина . Есть даже такая знаменитая, похожая на китайский свиток многометровая гравюра Садовникова , на которой главный герой – Невский проспект с гуляющей по нему публикой. А помните, великолепное эссе Гоголя, которое тоже называется «Невский проспект»?

Так как для большинства приезжих город начинается и заканчивается на Невском, то несложно понять, какая тут временами творится толкотня! Потому душевный совет всем, желающим восхититься и подпитаться от этой великолепной улицы (которая сама – и произведение искусства, и собрание искусств), – не поленитесь выйти сюда летом, в пору белых ночей… до восхода солнца.

Зима… Театры торжествуют

Обилие водных зеркал делает город многоэтажным и многомерным. Каждый дом, каждый дворец и каждый столб, отражённый гладью канала, речки или самой Невы, становится по крайней мере вдвое выше. Повисая в пространстве и обретая продолжение снизу, эдакие неясные корни, уходящие куда-то в чёрную глубь воды. Вы думаете, Петропавловка вонзилась шпилем в небо? А я знаю, что шпиль её глубоко вонзился в земную плоть! Всё зависит от того, как смотреть.