Василий Глотов - Наедине с совестью

- Его нельзя было спасти, Миша. Осколок снаряда распорол ему бок и остался в легких. Янка был сильным человеком. После такого ранения другой не прожил бы и минуты. Успокойся, Миша.

Смугляк продолжал рыдать, содрогаясь всем телом.

В полдень Янку похоронили.

На опушке леса, между двух высоких ив, приютился маленький холмик могилы. Внизу простирался великолепный белорусский пейзаж: лес, поле и снова лес. Чуть левее по пригорку рассыпалось родное Янкино село Лужки. Там он родился и вырос. Там живет его мать. Там она будет ожидать своего сына до тех пор, пока неотвратимая смерть не закроет ее добрые, многострадальные глаза.

Смугляк не мог проводить в последний путь своего друга. Его состояние здоровья резко ухудшилось, щеки и глаза совсем ввалились, губы потрескались. Он плохо спал, мало ел. Лежал и думал. Это сильно тревожило Тасю. О чем он думал? Нужно как-то отвлечь его. И она начинала рассказывать ему о Донбассе, вспоминать дни беззаботной юности.

Тасе казалось, что Михаил внимательно слушал ее. На самом деле мысли Смугляка летели туда, в тесную фронтовую землянку, к дорогим друзьям и товарищам. Как-то они там? Наверное, ждут его и Янку и ничего не знают о смерти Янки. Сидят теперь в землянке и, может быть, скучают по Янкиным песням, его задушевной игре на двухрядке. Янка, Янка! Никто уже не услышит твоего озорного голоса, не расплескает твоя певучая двухрядка задорного и милого перебора!..

- Тасенька! - вдруг позвал Смугляк. - Тася!

- Слышу, Миша. Что ты хочешь?

- А где теперь Степан?

- Не знаю, Миша. В первые дни войны его призвали в армию, а потом ушла и я. Из писем подруг я ничего о нем не узнала. Вскоре попала в окружение, и переписка оборвалась совсем. Кто знает, где он теперь? Может быть, погиб или воюет там, на Большой Земле, а может, здесь где-нибудь в партизанском отряде. Времени-то сколько прошло!

Михаил снова умолкал. Тася ни на шаг не отходила от него. Изнуренная бессоницей и заботами, она следила за каждым его движением, стараясь помочь ему всем, чем только могла. "Как он изменился, как похудел! думала Тася, вспоминая дни его юности на шахте. - И все-таки никакие страдания не сломили его духа. Откуда у него такая сила? Неужели невзгоды войны закалили его так? Нет, теперь ничто не может разлучить нас!"

В тяжелые дни окружения, когда Тася Бушко с группой однополчан, изнемогая, скиталась по лесам без воды и хлеба, комиссар Николай Исаков казался ей необычным человеком. Он никогда не вешал головы, не жаловался на усталость и тяготы. Тася незаметно привыкла к нему, считала комиссара самым близким человеком. Она высоко ценила его выносливость и заботу о людях, постоянное спокойствие и беззаветную смелость в боях. И вот теперь, когда она снова встретила Михаила, образ комиссара как-то потускнел в ее глазах. Она всем сердцем поняла, что Михаил значительно ближе и дороже ей.

- Усни, Мишенька, усни! - шептала она.

Но Михаил уснул только перед рассветом. Он лежал на боку, черные волосы его откинулись на подушку. Дыхание было тяжелым. Из левого глаза на бледную щеку скатилась слезинка и словно застыла.

Михаил видел во сне Янку.

Глава пятая

В лесах Белоруссии снова начиналась осень, мокрая, неуютная. По утрам и вечерам на высоких лесных травах дымились обильные росы, над болотами тяжелой тучей висел густой туман. Лес давно уже оголился и поэтому казался реже. Дожди шли почти беспрерывно. Многие лесные тропы залило водой. Партизаны разведывали новые пути-дороги, готовились к очередным вылазкам.

Во второй половине дня по главной дорожке базы со стороны наблюдательной вышки торопливо шагал широкоплечий человек в желтом ватнике с немецким автоматом. Он выглядел довольно воинственно и бодро. Большие с проседью усы, широкие брюки и высокая шапка, посаженная на затылок, делали человека похожим на запорожского казака. Он вел за руку босого мальчишку. Из землянок на них глядели десятки глаз, как бы спрашивая: откуда?

Мальчишка шел упираясь.

- И чего ты на меня сердишься? - ласково уговаривал его седоусый запорожец. - Еще подумают, избили тебя. А мы своих не обижаем. Мы только фашистов и предателей бьем. А ты что?.. Ну, приведу тебя в штаб, спросят: откуда и куда, и на этом делу конец. Всех посторонних проверяем. Так нужно. А ты сердишься.

- А что мне сердиться на вас, - искоса взглянул подросток на седоусого партизана. - Не держите меня, я сам пойду.

- Ничего, сынок, потерпи.

Вскоре они подошли к штабу.

Маленький, уютный домик, еще пахнущий свежей сосной, находился на отшибе. У дверей штаба стоял часовой. Он лихо козырнул седоусому запорожцу и вместе с мальчишкой пропустил его в штаб.

Было пасмурно и сыро.

В штабе, возле стола, сидели командир и комиссар партизанского отряда. Командир - в кожаной поношенной куртке и в кожаной фуражке, комиссар - без головного убора, в гимнастерке защитного цвета, на воротнике которой еще до сих пор виднелись отпечатки петлиц, пересеченные полосками шпал. Руководители отряда были заняты и не обратили внимания на вошедших.

- Немцы вывозят скот, - озабоченно говорил комиссар, затягиваясь дымком самосада. - Разведчики сообщают, что три груженых эшелона уже готовы к отправлению.

- Знаю. Я уже послал людей, - сообщил командир. - На эшелон по группе. Три засады будет. Одной не удастся пустить эшелон под откос, другая выполнит эту задачу. Люди опытные.

Комиссар затушил окурок.

- Значит, все в порядке. Теперь еще один вопрос. Два месяца тому назад на совхозной усадьбе был уничтожен фашистский склад с боепитанием и снаряжением. Как известно, наводкой самолетов на цель руководили армейские разведчики - Смугляк и Корень. В то же время кто-то шлепнул лужковского полицая Рудя, который выдавал гестаповцам наших партизан. Сейчас фашисты ведут следствие. Они считают, что все это сделано руками лужковцев. В селе проводятся поголовные допросы. Гестаповцы угрожают стереть с лица земли это село. Положение серьезное. На дворе зима.

- За действиями фашистов надо внимательно следить, - задумчиво проговорил командир и обратился к седоусому, который только что привел мальчишку. - Срочное что-нибудь у тебя?

- Срочного ничего нет, - спокойно ответил Иван Андреевич. - Мальчишку вот наши дозорные в лесу задержали. Опросить бы его надо, кто он и откуда, как забрел к нам?

Командир посмотрел на босоногого подростка.

- Ну-ну, проходи сюда, земляк, и садись, - приветливо заговорил он, указывая место подростку возле стола. - Что это у тебя глаза-то такие красные? Плакал? Кто же тебя обидел?

- Никто не обидел, - смело ответил мальчик. - Напугался я. Иду, а ваш солдат в фашистском мундире налетел на меня. Я думал, это немец, потому и напугался. Надоели они мне.