Александр Кожедуб - Иная Русь

Вот и доигрались, что ни цели впереди у людей, ни духовного поиска, о подвиге я уже и не говорю. А новоявленные духовные пастыри зовут в сытный рай, где главнейший Бог — золотой телец. Какой там будет звучать язык? Да все тот же: звон монеты и блеск бриллиантов.

Именно в связи с этим мне хочется задать вопрос: а такие ли они безобидные, игры с историей, с историческими фактами? Судите сами. Опровержение факта существования на Руси монголо-татарского ига приводит к выводу, что вся русская история искажена. Если не было этого самого ига, значит, не было и борьбы против него, не было освобождения, которое шло через подвиг, как ратный, так и духовный (деятельность Дмитрия Донского, с одной стороны, и Сергия Радонежского, с другой). Неправильное представление об образовании Московского государства — очевидно, что его расцвет вытекает не из завоевания независимости в борьбе с Золотой Ордой, а из чего-то другого — приводит к неправильному выводу о роли этого государства в историческом контексте. Если его прошлое — не такое героическое и не такое славное, — то мы ошибаемся в оценке его современного существования и его будущего. Государство с лживой историей достойно только оплевывания, не так ли? Вот и плюют со всех сторон. Палитра обвинений самая разнообразная. Демократы с радикалами, выделившиеся из собственно русского населения, нажимают на имперское мышление власть предержащих (от Ивана Грозного до Брежнева). Национал-демократы из республик, еще большие радикалы, подтверждают этот тезис мыслью, что метрополия всегда угнетала провинцию экономически, духовно и физически. Таким образом, империя как историческая реальность должна исчезнуть, и радикалы всех мастей ей в этом помогут. Определенная часть политических деятелей готова пожертвовать целым поколением людей — только ли одним поколением? — во имя довольно-таки абстрактной идеи гуманистического общества. Вероятно, страну-империю и на самом деле можно загнать в лоно западной цивилизации (а где гарантии, что она гуманистична?), но вот только какой ценой…

История всегда требовала к себе уважительного отношения, хорошо было бы не забывать об этом всем тем, кто ее наново переписывает.

Между прочим, Л. Гумилев, говоря о Беларуси, убеждает, что противники «нашей культуры» были не на Волге, а на Висле, и именно с Запада шла самая большая угроза Русской державе. В качестве пострадавших от этой агрессии он называет белорусов: «Как жили белорусы в XIX веке, про это рассказывать не надо, плохо жили…» Тут историк, как это ни странно, смыкается с той самой официальной великодержавной историографией, которую он перед этим опровергал. Действительно, в XIX веке белорусы жили плохо, но к этому моменту они уже долгое время находились в составе Российской империи. А в XVI веке, который во многом можно считать показательным, в Беларуси развилось мощное реформаторское движение, около пятидесяти белорусских городов и местечек имели Магдебургское право. Вероятно, теперь, когда мы мечтаем о переходе к рыночным отношениям, не надо говорить, что это были богатые города, потому что самостоятельные? А всего на территории Беларуси было к тому времени около сорока городов и двухсот местечек. В 1613 году Т. Маковский, который составлял карты Литвы и Беларуси, писал: «Великое княжество Литовское — огромнейшая и богатейшая страна с рыбными прудами и озерами, большими и знаменитыми реками, из которых судоходными являются Хронон, который называется Неман, Рубон — теперь Двина, Борисфенес, теперь в народе званый Днепр, Буг, Припять, Вилия, Березина, Щара, Невяжа, Свислочь, Случь, Лань, В этой стране много лесов, которые дают хорошую добычу в охоте, сборе меда, строительный материал и золу… Немаловажное значение имеют города Троки, Ковно, Гродно, Брест, Полоцк, Менск, Могилев, Новогрудок и их районы, Слуцк, Несвиж и Биржи и одноименные княжества».

А в обобщение всего сказанного о католических и православных храмах на белорусской земле могу еще раз отметить: костелы и церкви всегда стояли в наших городах, местечках и деревнях, но еще бы немножко, и в XX веке, который во многом явился продуктом нигилистически-атеистических идей социалистов Запада, их, этих храмов, могло не оказаться совсем. К счастью, этого не произошло.

Вот мы и подошли к главному вопросу, который будет занимать наше внимание: создание белорусского этноса. Свою универсальную теорию создания этносов предложил Л. Гумилев. Вот что он пишет в статье «Никакой мистики» («Юность», 1990, № 2).

«Как любое природное явление, этнос дан людям в ощущениях. Когда мы видим человека, принадлежащего другому этносу, мы даже не можем определить, почему он не свой. Но мы чувствуем, что он не свой. Лучше всего такой первый шаг в этой классификации сделали древние египтяне. Они считали, что все люди делятся на четыре породы, то есть большие этнические группы. Себя они рисовали желтыми, негров — черными, семитов с Синайского полуострова, из Аравии — белыми, а ливийцев — красно-коричневыми. Это было уже очень много, потому что греки смотрели на это дело проще: эллины, а все остальные — варвары… Евреи, создавшие замечательный памятник — Библию, делили всех людей на два сорта; обрезанные и необрезанные, евреи и неевреи… Появились римляне, которые завоевали почти всю Западную Европу и Ближний Восток. И тут потребовалась уже более сложная система классификации народов. Правда, они ее строили по эллинскому принципу: римляне и варвары. Но варварами нельзя было считать карфагенян и тех же эллинов. Надо было вносить какие-то подразделения… Потомки римлян в V веке или вымерли, или влачили жалкое существование. И тут возник новый принцип деления: конфессиональный, религиозный. Оказалось, что вопрос не в том, какой ты человек, а какому богу веруешь. Те, кто верил в Христа, те считались христиане, и все христиане считались одинаковыми. Те, кто почитал Ормузда и ненавидел его врага Аримана, — они назывались персы и называли себя благородными…»

«Для того, чтобы стать членом этноса, мало иметь какие-то черты характера. Это как раз не имеет никакого значения. Нужно войти в состав этноса. Это делается довольно долго. Во всяком случае, ребенок в чреве матери ни к какому этносу не принадлежит. Неэтничен. В течение трех-пяти лет после рождения у него складывается на базе общения этническая принадлежность. То, что для него было близким, знакомым и приятным в первые годы его жизни, — это и определяет его этническую принадлежность. И он никак не может ее изменить. Она ему кажется единственно возможной. И самой лучшей… Вы спросите, что же это за среда.

Надо прийти к одной мысли, которая еще не так давно, лет двадцать назад, категорически запрещалась. Считалась еретической. Биополе. Что такое поле (энергетическое)? Поле — это продолжение предмета за его пределами. Колебания, которые окружают каждого из нас. И если эти колебания настроены в данном ритме, в данном темпе, то человек чувствует себя среди своих… Вот это физическое явление и лежит в основе этнической диагностики».