Пётр Пискарёв - Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века

Книга Горного «Только о вещах» (Берлин, 1937) открывается очерком «Бахрома», в котором Горный вновь вспоминает обстановку родительской квартиры, свой «неприкосновенный инвентарь детства», окружавшие его «мелочи», на которых «повисла, зацепилась жизнь» [10] Горный Сергей. Только о вещах. Берлин, 1937. С. 19–20. . В очерке «Альбом бытия» Горный пишет о витринах магазинов и о товарах в них. «Инвентарю» прошлого посвящены очерки: «Бутылки», «Глянцевый раджа» (о мыле), «Пекарня», «Книжная полка», «Страдивариус» (о музыкальных инструментах), «Фонарики», «Опилки и стружки», «За письменным столом» и др. В памяти Горного сохранились запахи керосиновой лампы, винного погреба, дерева, металла, пыли и пр.

Как заметил Ю. Щеглов: «В русской литературе первой трети XX в., да и более поздних лет, предметная сторона культуры занимает исключительно большое место. Никогда прежде вещам и способам обращения с ними не уделялось столько внимания, а главное — никогда бытовые объекты, их наборы и констелляции, их судьба не наделялись столь явной идеологической и символической ролью, как в прозе и поэзии послереволюционной эпохи. Исторический катаклизм XX века осмысляется, помимо прочего, как грандиозный сдвиг в „вещественном оформлении“ жизни: кажется, будто целая Атлантида вещей неожиданно погрузилась под воду, оставив ошарашенного носителя цивилизации на замусоренном берегу, где лишь трудно узнаваемые обломки напоминают о недавней густоте и пестроте окружавшего его предметного мира. Появляется новый литературный жанр — ностальгическая коллекция, альбом, каталог ушедших вещей. Читателям предлагается „заняться составлением благодарно-радостного списка всего, что видели“ (Горный). В мемуарах бывшего сатириконовца С. Горного, многозначительно озаглавленных „Только о вещах“ (1937), предметный реквизит старой культуры разложен по темам и рубрикам: специальные главы посвящены канцелярским принадлежностям, „каменным шарикам“, сортам мыла, бутылкам, книжной полке, стеклярусу, пекарне… Автор стремится представить каждую семью вещей во всем богатстве ее форм, сортов и разновидностей. Его книга — гимн в честь разветвленнейшей специализации, бесконечной детальности, густоты, теплоты и обжитости дореволюционной культуры. Внимание подолгу задерживается на каждой из исчезнувших вещей, на ее фактуре, цвете, употреблении, на интимных, полуосознанных ощущениях, которые были с нею связаны. Все вещи, независимо от их сравнительного веса в прошлой жизни, уравнены в едином лирическом панегирике» [11] Щеглов Юрий. Антиробинзонада Зощенко: Человек и вещь у М. Зощенко и его современников // Die Welt der Slaven XLIV. Műnchen, 1999. С. 230–232. .

Мемуары эмигрантов «первой волны» в большинстве случаев насыщены эстетизированными бытовыми реалиями Старого Петербурга, им присущ пассеизм, пристрастие к прошлому и неприятие настоящего.

К 1930-м годам Старый Петербург практически исчезает со страниц произведений, выходящих в Москве и Ленинграде [12] См.: Филиппов Борис. Ленинградский Петербург в русской поэзии и прозе. La Presse Libre, 1974. . В советское время цензура всячески препятствовала проникновению в печать материалов о былой повседневной и праздничной жизни города, если прошлое Петербурга не противопоставлялось настоящему, чтобы подчеркнуть новые и огромные перемены, происшедшие после революции в Ленинграде. С этих позиций и написаны воспоминания писателя Л. В. Успенского (1900–1978) «Записки старого петербуржца» (Л., 1970). Книга посвящена «великому Ленинграду»; в памяти автора «отражается не обычное время, а великий переломный период истории — живая половина нашего века» (С. 5). «Чтобы узнать время по-настоящему, — говорит Успенский, — надо сочетать воедино обе точки зрения: обобщенную — издали, и живую — изнутри» (С. 18). Для этого автор обращается к давно прошедшему времени в первой главе (которая так и называется: Plusquamperfektum) и во второй — «Накануне» (до 1917 г.). И все же, благодаря этой книге, современный читатель мог познакомиться с прошлым города. В этих двух главах содержатся сведения о быте Петербурга 1900–1917 гг. (транспорт, освещение, торговля, уличные разносчики, городские зрелища и пр.). Следующие главы воспоминаний Успенского можно отнести к жанру «записки старого ленинградца», но эта уже другая страница истории города.

И только в начале 1980-х гг. началось интенсивное изучения и популяризация Старого Петербурга. Этому во многом способствовали работы тартуско-московской семиотической школы, выпустившей программный сборник «Семиотика города и городской культуры. Петербург» (Труды по знаковым системам XVIII. Тарту, 1984) по материалам конференции, устроенной в 1983 г. кафедрой русской литературы Тартуского государственного университета, и начавшиеся в том же году в Институте этнографии Академии наук ежегодные конференции «Этнография Петербурга — Ленинграда». А в 1894 г. в Государственном музее истории Ленинграда (Петропавловская крепость) открылась выставка «Петербургские народные гулянья и развлечения. Конец XVIII-начало XX вв.», оформленная по разработанному мною тематико-экспозиционному плану. Замечу, что даже в эти годы чиновники Управления культуры проявили полное непонимание и неприятие петербургских народных праздников.

Позже издаются мемуары ушедших из жизни петербургских старожил, посвященные исключительно прошлому города: Засосов Д. А., Пызин В. И. «Из жизни Петербурга 1890–1910-х годов». Л., 1991 (2-е изд., доп. СПб, 1999); Григорьев М. А. «Петербург 1910-х годов. Прогулки в прошлое». СПб., 2005.

Д. А. Засосов (1894–1977) и В. И. Пызин (1892–1983) вспоминают быт доходного дома и ночлежек, дачи, городскую жизнь (устройство и содержание улиц, уличная толпа, транспорт, торговля, рынки, рестораны, трактиры, одежда и мода), общественные развлечения, полицию, пожарных, военных, учебные заведения. Книга иллюстрирована фотографиями, открытками и предметами обихода начала XX в.

Опубликованные записи художника М. А. Григорьева (1899–1961), которые являются фрагментом незавершенного им замысла, состоят из двух разделов: Часть первая. Топография города (Петербургская сторона. Острова; Адмиралтейская часть. Коломна; Васильевский остров; Выборгская сторона. Охта); Часть вторая. Жизнь города (Нева; Торговля; Транспорт; Новая Деревня; Дачи; Пожарные и пожары; Квартиры. Гостиницы. Ночлежки; Бани. Парикмахерские; Военные; Похороны; Петербургский двор). В книге помещено 137 редких фотографий города начала XX в. из собрания Центрального Государственного архива кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга.

В 2005 г. в своей домашней библиотеке я обнаружил старую папку с надписью на обложке от руки: «П. А. Пискарев, Л. Л. Урлаб „Воспоминания о быте Петербурга начала XX века“» (Машинопись. 170 стр. 1961–1964 гг. С авторской карандашной правкой). И тут я вспомнил, что эту папку мне подарила в 1970-х гг. уроженка Петербурга, жившая после революции в Эстонии, Ирина Константиновна Борман (1901–1985), с которой я познакомился в Таллинне в 1971 г. и в доме которой я часто бывал, и она иногда останавливалась у нас, приезжая в Петербург. Из ее рассказов я узнал, что она писала стихи, состояла в таллиннской секции поэтического творчества «Чугунное кольцо» (с 1929 г.) и «Ревельском цехе поэтов» (с 1933 г.), дружила с Игорем Северяниным, Юрием Иваском и другими поэтами и литераторами, была тесно связана с кругом творческой интеллигенции русского зарубежья и Петербурга [13] Подробнее см.: Левин А. Ирина Борман (1901–1985). Шумаков Ю. ИрБор // Радуга (Таллинн). 1989. № 5. С. 72–75; Хлебникова-Смирнова К. Воспоминания об Ирине Борман (псевдоним ИрБор) // Таллинн. 1996. № 5/6. С. 186–188. .