Валерий Соловей - Несостоявшаяся революция

Обида на то, что евреи оказались большими русскими, чем сами русские, успешно дожила до наших дней. Русские охотно сетуют на еврейскую «групповщину», на то, что евреи (можно взять шире: инородцы) «всюду тянут своих», тем самым вольно или невольно признавая, что русская общинность, взаимовыручка, чувство локтя — не более чем фикция или, говоря языком социологии, «парадная ценность» (то есть такая ценность, которую люди приписывают себе, но которой в своей жизни не руководствуются).

Совершенно не важно, были ли евреи на самом деле такими, какими их видели русские правые: сплоченным и преисполненным мессианских упований народом. Ведь реальностью были не евреи как таковые, а тщательно лелеемое и пропагандируемое правыми представление о них.

Хоскинг Джеффри. Указ. соч. С. 406.

Сердцевину русского националистического мифа о еврействе и мотор русского антисемитизма составило тягостное ощущение, что русские проигрывают евреям не только экономическую, но, главное, мессианскую конкуренцию. Евреи бросили вызов мессианскому первородству русских в русской же вотчине. В этом смысле можно сказать, что самим фактом растущего антисемитизма за евреями признавалась огромная и безусловная сила — не только социальная энергия, но и мистическая сила.

Естественно, эта сила не могла не оцениваться правыми исключительно отрицательно. То, что для самих себя русские считали достоинством и добродетелями, для евреев они считали пороком. В самом деле, если может быть лишь один-единственный мессианский народ, и этот народ — русский, то еврейская претензия на мессианизм была ложной, враждебной России и вообще христианству. Генетически подобное представление восходило к давнишней христианской критике иудаизма, но в новой исторической реальности старая схема наполнилась новым содержанием и приобрела неожиданную актуальность. Еврейский капитализм и еврейский революционаризм рассматривались как сущностно единая сила, атакующая традиционную Россию с разных флангов. Более того, эта сила уже во многом смогла обольстить и свернуть с истинного пути русский народ и бросила успешный вызов «палладиуму России» — самодержавию.

В демонизации еврейства, его интерпретации как субстанциально враждебного русским народа использовались различные культурные языки. На «старом» языке христианства евреи в силу своего метафизического предательства по отношению к Христу оказались оружием в руках Антихриста, а синагога — оплотом дьявола. Но этот средневековый язык уже не улавливал реалий прогрессистской и секулярной эпохи, поэтому он переплетался с новым для России рубежа прошлого и позапрошлого веков языком крови, расизма. Однако какие бы культурные формулы — от грубых и примитивных до рафинированных и изощренных — не использовались русским антисемитизмом, за ними стояло одно всепоглощающее и поистине экзистенциальное чувство — страх. Страх перед евреями.

Подытожим краткие размышления о корнях, причинах и специфике русского антисемитизма. В историко-культурном контексте Российской империи евреи представляли собой классический, почти идеальный тип «чужого». Изменение модуса восприятия этого «чужого» с преимущественно нейтрального на негативный было, в самом общем виде, вызвано бурной модернизацией страны. Различные социальные группы, в той или иной мере общавшиеся с еврейством, наполняли образ «чужого» собственным, но одинаково негативным содержанием. Для части низших классов евреи оказались символом социального угнетения, для социально и экономически преуспевших групп — опасным конкурентом, для части правящей элиты — воплощением революционной угрозы, для правых — двухглавым драконом революции и капитализма.

В то же время антисемитизм имел важную психологическую, экзистенциальную подоплеку. Фактически он выступил в роли защитного механизма психики от социального стресса и невыносимой реальности. В силу своей чуждости евреи служили удобным объектом многочисленных личных и групповых фобий и комплексов, козлом отпущения за происходившие в России начала XX в. грандиозные и неприемлемые для правых перемены. Кто-то же был виновен в той динамике — революционной и социально-экономической, которая сотрясала устои Российской империи и поставила под вопрос Старый порядок. По определению, это не могли быть самодержец и преданный ему «народ-богоносец». Да, часть русских людей была обманута, но кем? В общем, все сходилось на евреях.

Но чем интенсивнее евреи демонизировались, тем более сильный страх они вызывали, а чем сильнее был страх, тем больше они демонизировались. Дело дошло до того, что по приписываемому им влиянию и роли евреи были поставлены русскими националистами вровень с русскими и даже выше русских, им стала отводиться историческая перспектива, превосходящая русскую перспективу. Националистический миф русского превосходства парадоксально обернулся созданным самими же националистами мифом еврейского превосходства! Таким образом, в своем психологическом изводе русский антисемитизм оказался комплексом неполноценности — неверием в силы и будущность русского народа.

Социальные, культурные, религиозные и политические причины антисемитизма превращали его в эффективное средство политической мобилизации, в мощное оружие, диапазон действия которого, однако, был ограничен. Антисемитизм не имел массового успеха там, где не было значительных групп евреев, то есть на большей части территории империи. Наиболее действенной антисемитская пропаганда оказалась в черте оседлости, в то время как попытки раздуть пламя юдофобии за ее пределами, несмотря на колоссальные усилия «черной сотни», в общем, провалились. Большинство русских не испытывало и не могло испытывать в отношении евреев никаких сильных чувств — ни положительных, ни отрицательных — просто потому, что не сталкивалось с ними или не замечало их. В отличие, скажем, от польского антисемитизма 60—70-х гг. прошлого века, русские не были склонны к антисемитизму в отсутствие евреев.

Однако антисемитизм, разжигаемый «черной сотней», после 1917 г. бумерангом вернулся обратно в виде русофобии немалой части еврейства, которое оказалось одной из главных опор и последовательным проводником коммунистической власти. Истоком этой русофобии было уже отмечавшееся отождествление русского народа в целом со старым режимом и возложение на русских коллективной ответственности за антиеврейскую политику царизма. Воинствующий антисемитизм «черной сотни» — массового народного движения — был сильным аргументом в пользу подобного отождествления. Если в погромах участвовали десятки тысяч людей, а сотни тысяч в разное время в той или иной степени поддерживали черносотенное движение, то у напуганных евреев не могло не сложиться впечатления тотальной пораженности антисемитизмом русского народа. Хотя подобное впечатление было ошибочно, для евреев оно составило часть их картины мира.