Валерий Соловей - Несостоявшаяся революция

Противоречие между радикально-народнической и государ-ственническо-охранительной тенденциями в идеологии, программах и практиках «черной сотни» отражало фундаментальный конфликт между базовыми интересами русского народа и потребностями имперской системы. Империя могла полноценно функционировать только за счет эксплуатации русских этнических ресурсов, предел которых на рубеже XIX и XX вв. уже обозначился. (Характерно, что внешнеполитическая и военная программы «черной сотни» имели ярко выраженную антиэкспансионистскую и даже изоляционистскую направленность. Более того, ряд теоретиков и идеологов русского национализма выдвигал совсем уж радикальную идею «сброса» избыточных территорий и народов, ставших обузой для русского этнического развития.) В этом смысле чем дальше, тем заметнее империя приобретала объективно антирусский характер.

Однако изменение ее характера на прорусский или, в формулировке Роджерса Брубейкера, этнизация (национализация) политии, что и составляло главное чаяние русского национализма, подрывало имперские устои: полиэтничный характер имперской элиты, надэтнический характер имперских институтов, эксплуатацию русских этнических ресурсов как главный источник имперского развития. Парадоксально, но магистральная идея консервативной «черной сотни» (и ряда иных националистических течений) о русификации империи по своему заряду была революционной, ибо предусматривала радикальную трансформацию имперских устоев. Любая же попытка ее последовательного претворения в жизнь угрожала ввергнуть империю в Смуту, вряд ли меньшую по масштабам, чем актуальная «красная Смута». Пойти на подобный шаг «черная сотня» не решилась или не смогла.

В целом русский национализм имперской эпохи находился в плену фундаментального противоречия между интересами империи и интересами русского народа. Империя могла существовать только за счет русского народа (более широко: восточных славян), русские могли получить свободу национального развития, лишь стряхнув с себя ношу объективно антирусской империи. В начале XX в. развивавшийся на протяжении столетий конфликт между империей и русским народом достиг своего апогея. Но хотя это противоречие не имело принципиального решения в виде долговременного непротиворечивого сочетания имперских и русских интересов (имперская и русская этническая субстанции были враждебны по самой своей природе), оно могло обрести кратковременное (по историческим меркам) разрешение в виде переформатирования континентальной империи, трансформации старого порядка в новый, где фундаментальное противоречие было бы воспроизведено на новом уровне.

Творцом нового порядка выступила партия, парадоксально сочетавшая антинациональный дух и презрение ко всему русскому с удивительной, непревзойденной способностью эксплуатировать русские этнические чувства. Грандиозная динамика большевизма питалась ущемленными русскими интересами. Но ее результатом стало строительство несравненно более антирусского порядка, чем старый, разрушенный самим же русским народом под водительством большевиков.

Раздел II РУССКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ ПРИ КОММУНИСТАХ

Глава 7

АНТИРУССКАЯ ИМПЕРИЯ

Как хорошо известно, результаты революций обычно противоположны вызвавшим их ожиданиям. Итогом русского национального восстания против империи стало не «Беловодье» здесь и сейчас, не «свободный труд свободно собравшихся людей», а новое, несравненно более тяжелое ярмо для русского народа. В старой империи русской силой пользовались как данностью, воспринимая ее как sine qua поп существования России. Русские не имели с этого никаких дивидендов, но уж, конечно, никому в голову не приходило наказывать их за факт самого их существования. Именно это и устроила русским коммунистическая власть: эксплуатируя русских в несравненно больших размерах, чем старая империя, она в то же время постоянно била их по голове, наказывая за саму русскость, которую старалась вытравить, уничтожить. Если Старый порядок был нерусским, то новый — последовательно, целеустремленно и открыто антирусским. По крайней мере, первые пятнадцать лет существования Советской власти.

В чем же проявлялась стратегическая русофобия коммунистической власти? Во-первых, в перекачке экономических, финансовых и людских ресурсов из великорусского ядра на национальную периферию. Был взят директивный курс приоритетного развития национальных окраин и отсталых регионов за счет более развитых, в первую очередь великорусских и украинских. «На протяжении всех [19]20-х годов для национальных регионов был характерен более высокий удельный вес нового строительства, чем в целом по Союзу. Если в первую пятилетку (1928-1932 годы) капиталовложения в новое строительство по отношению ко всей сумме капиталовложений в промышленность составили по СССР в целом 42,4%, то по республикам Закавказья этот показатель составил — 65%, по БССР — 58,3, по Казахской ССР —63, по Туркменской ССР —74,3%. Во второй пятилетке в восточные районы было направлено около половины всех капиталовложений, направляемых на новое строительство объектов тяжелой промышленности»225. За финансовыми потоками из центра на окраины следовало перемещение предприятий и трудовая миграция, ведь собственных квалифицированных кадров в национальных регионах попросту не было.

Даже индустриализация Украины с ее преимущественно занятым в сельском хозяйстве местным населением на первых порах осуществлялась русскими руками: «...В середине [19]20-х годов на Украине доля русских среди рабочих промышленности была равна 35%, среди специалистов и руководителей, занятых в промышленном производстве,— 37%, что было выше доли русских в занятом населении республики в 3 раза». А на национальной периферии, например, в Грузии или, тем более, в Узбекистане, доля русских в индустриальном производстве во много раз превышала их долю в населении республик. В Узбекистане середины 1920-х гг. русские составляли всего 5% республиканского населения и в то же время 40% всех рабочих в промышленности и около 70% специалистов226.0 решающей роли русских в развитии индустрии национальных республик можно судить по их доле в численности городского населения: в 1939 г. русские составляли 35,7% городского населения Азербайджана, 35% — Узбекистана, 58,4% — Казахстана.

Фактические «репарации» со стороны бывшей «угнетающей нации» не ограничились лишь начальной стадией социалистической модернизации, перекачка средств и ресурсов составляла магистральную тенденцию советского строя на протяжении всей его истории. России и русским суждено было служить мотором социалистического строительства и источником ресурсов для ускоренного развития национальной периферии. Эту жертвенную роль с ними делили украинцы и белорусы.