Валерий Соловей - Несостоявшаяся революция

Националисты были крайне раздражены неспособностью коммунистов справиться с депопуляцией деревни и демографическим упадком русского народа, защитить историко-культурное наследие страны, остановить разрушение окружающей среды и моральное разложение российского общества (алкоголизм, рост числа разводов, распад традиционной семьи, растущая преступность), организовать эффективное противодействие усиливающемуся западному влиянию. С их точки зрения, ни по одному из этих важных пунктов, составлявших широкую националистическую программу, не было достигнуто решительных успехов.

Недовольство националистов фокусировалось на неэффективном и маразмировавшем брежневском руководстве; предполагалось, что, буде оно заменено «здоровыми национальными силами», желанные перемены станут реальностью. Не похоже, чтобы националисты отдавали себе отчет в принципиальной невозможности национализации советской политии — перекройки ее структур и институтов под русские этнические интересы. Эта невозможность определялась не спецификой и конфигурацией правящего слоя и даже не характером правящей идеологии (национал-большевистский синтез, как показывает опыт других социалистических стран, например, Румынии времен Николае Чаушеску и современного Китая, теоретически и практически не заказан), а самим типом советского государства.

Главное диалектическое противоречие России составлял конфликт между русским народом и имперским государством. Континентальная империя в любой ее исторической модификации могла существовать лишь за счет эксплуатации русских этнических ресурсов. Удовлетворение главного чаяния националистов — обеспечение хотя бы русского равенства (не говоря уже о русском приоритете, о котором осмеливались говорить лишь диссиденты) в рамках континентальной имперской политии было невозможно даже в начале XX в., не говоря уже о его конце. Любое значительное повышение статуса русских и России автоматически влекло за собой критическое ослабление и неизбежный распад имперского государства.

302 Цит. по: БарсенковЛ. С, ВдовинЛ. И. История России. 1917-2004. Учебн. пособие для студентов вузов. М., 2005. С. 548.

С точки зрения целостности и стабильности имперской политии потенциально опасными выглядели даже требования русских националистов в области культуры. Весьма характерна реакция коммунистического истеблишмента на письмо Михаила Шолохова Леониду Брежневу в марте 1978 г. Нобелевский лауреат, живая икона советской литературы, выразил традиционную обеспокоенность националистов уничтожением историко-культурного наследия и дискриминацией русской культуры и литературы в пользу прозападной и авангардистской культуры (за этим просматривался прозрачный намек на евреев). Выдержанное в традиционной советской стилистике послание призывало «еще раз поставить вопрос о более активной защите русской национальной культуры от антипатриотических, антисоциалистических сил, правильном освещении ее истории в печати, кино и телевидении, раскрытии ее прогрессивного характера, исторической роли в создании, укреплении и развитии русского государства»302.

К письму отнеслись самым серьезным образом и даже, похоже, не без некоторого испуга. Резолюция Брежнева предлагала вынести его на Политбюро. Уже 20 марта (письмо Шолохова достигло своего адресата 14 марта) курировавший советскую культуру секретарь ЦК Михаил Зимянин направил в Секретариат ЦК меморандум с опровержением шолоховских инвектив. В то же время он объявил о создании специальной комиссии из высокопоставленных партийных и советских бонз для специального изучения поднятых в письме проблем.

Хотя комиссия состояла исключительно из консерваторов и людей, зачислявшихся молвой в покровители и симпатизанты «русской партии»303, она пришла к выводу о беспочвенности всех обвинений Шолохова. Причем каждый из пунктов его обвинений разбирался столь дотошно и скрупулезно, что была даже подсчитана доля этнических русских и евреев среди авторов журналов «Новый мир» и «Октябрь»!304

Но главное, комиссия наложила табу на любое публичное обсуждение поднятой Шолоховым тематики. Ее секретное (!) постановление безапелляционно гласило: «Никаких открытых дискуссий по поставленному... вопросу о русской культуре не открывать»305. Другими словами, любая постановка вопроса о специфических правах и интересах русского народа хотя бы в области культуры (не говоря уже о политике или социально-экономической сфере) рассматривалась как потенциально дестабилизирующая и политически опасная. И в этом опасении, несмотря на групповые разногласия, коммунистический истеблишмент, похоже, сходился.

303 Кроме самого Зимянина, в комиссию вошли кандидат в Политбюро,

председатель Совмина РСФСР Михаил Соломенцев; кандидат в П Б, министр

культуры СССР Петр Демичев; главы отделов пропаганды, культуры и науки

ЦК КПСС Евгений Тяжельников, Василий Шауро и Сергей Трапезников

соответственно; председатель Союз писателей СССР Георгий Марков. Поз-

же Соломенцева и Трапезникова в комиссии заменили секретарь ЦК Иван

Капитонов и заместитель председателя Совмина РСФСР, глава ВООПИК

Вячеслав Кочемасов.

304 Согласно этим подсчетам, в 1976-1978 гг. русские составили 62% авторов

«Нового мира» и 70% авторов «Октября», в то время как евреи соответственно

17% и 6%. (Данные приводятся по: Brudny YitzhakМ. Op.cit. P.292 (сноска

45).

305 Цит. по: Барсенков А. С, Вдовин А. И. Указ. соч. С. 548.

Трудно иначе оценить тот принципиальный факт, что весной 1981 г. Политбюро предоставило Юрию Андропову карт-бланш на «зачистку» русских националистов. В интерпретации националистических комментаторов, наступление на русский национализм было результатом сочетания двух факторов. Во-первых, проявлением генетической русофобии Андропова, обусловленной его якобы еврейским происхождением. Во-вторых, в условиях нараставшей борьбы за власть, вызванной крайне плохим здоровьем Брежнева, Суслова, Кириленко и Черненко, Андропов, расчищавший себе дорогу на политический Олимп, пытался ослабить оппонентов, могущих-де опереться на националистов306.

Само появление секретной записки КГБ «Об антисоветской деятельности Иванова А. М. и Семанова С. Н.» (28 марта 1981 г.)307 в ЦК КПСС может считаться образцом классической аппаратной интриги. Абсолютно лживым было и главное обвинение: русским националистам инкриминировалась антисоветская, антисоциалистическая деятельность, да еще якобы поощрявшаяся и подстрекавшаяся из-за рубежа! Что ж, глава КГБ прекрасно знал, на каких струнах души «кремлевских старцев» можно было успешно сыграть.