Франсиско Луке - Луна доктора Фауста

Веласко, не отвечая ему, прицелился и выстрелил. Птица с глухим стуком упала наземь.

- Попал! Хвала господу! Теперь разведи костер, а я ощиплю ее.

Затрещали в огне сучья. Веласко, вздев тушку на саблю, жарил ее. Лицо Себальоса было искажено страданьем, в глазах появилось зверское, плотоядное выражение.

- Долго еще? Я умираю с голода...

- Вот и умирай.

- Что? - в ужасе переспросил тот.

- Вспомни-ка ту ночь в Варавариде! - злобно ответил Веласко, и в словах этих Себальос услышал свой смертный приговор.

Рано утром солдаты обнаружили на поляне труп Себальоса, обглоданные кости паухи и крепко спящего Веласко.

- Что тут было, капитан? - спросил старший.

- Подох с голоду,- сонно отозвался тот.- При моем посредстве. У нас с ним давние были счеты.

Четверо солдат невольно вскрикнули.

Веласко поднял наконец голову и увидел рядом Мурсию со связанными за спиной руками и колодкой на шее.

- Ас ним что стряслось? Почему вы его скрутили?

- Ох, сеньор капитан, ваш поступок - невинная шалость по сравнению с тем, что натворил этот негодяй. Представьте только: он убил индейца Лионсио, а потом зажарил на вертеле, как барашка. Мы застигли его в ту минуту, когда он, точно дикий зверь, пожирал его.

- Господь всемилостивый! - вскричал Веласко, придя наконец в себя.- В чем согрешили мы пред тобою, что ты караешь нас так страшно?!

- Ох, верные ваши слова, капитан,- подхватил солдат.- Проклято наше предприятие!

- Конечно, проклято,- рыдая, ответил Веласко,- а виноваты во всем немцы!

По возвращении в лагерь Веласко с той же яростью крикнул Спире:

- Это вы, немцы, навлекли на нас нечистую силу, и она не отвяжется, покуда всех не погубит!

Желтое лицо губернатора пошло пятнами.

- Молчать! Вы еще смеете возвышать на меня голос, подлый братоубийца! Заковать его в цепи и убрать с глаз моих! А вы,- он перевел взгляд на Мурсию,- ступайте вон! В экспедиции вы больше не состоите! Ступайте туда, где вы убили Лионсио!

Мурсия неуверенной поступью направился к лесу, потом обернулся и выкрикнул:

- Да будут прокляты Вельзеры ныне и присно и во веки веков!

Он двинулся было дальше, но в руках у Гольденфингена грянула аркебуза, и секретарь Франциска Первого упал замертво.

Голодающая экспедиция брела по равнине. Каждые три дня забивали лошадь, но крошечный кусок конины не утишал, а только подхлестывал голод. Обнаружили обглоданные кости еще одного индейца, пропавшего незадолго до этого, разыскали и четверых солдат, совершивших это злодеяние. Спира сначала распорядился казнить их, но потом отменил приказ, рассудив, что людей и без того совсем почти не осталось и нечего зря проливать кровь. В ту же ночь один из людоедов умер в страшных муках.

Наконец впереди показалось озеро и большой индейский поселок, окруженный маисовыми полями.

- Дошли! - пав на колени, воскликнул Филипп.

Целый месяц они отъедались: маис, маниоковые лепешки, рыба, дичь. Индейцы закололи для них невиданное животное, похожее на большого борова, покрытое белесой щетиной и обитавшее в реке. Мясо его пахло рыбой, но было сочным и вкусным.

- Они называют его карпинчо,- перевел Эстебан Мартин.

- Очень вкусно,- похвалил Перес де ла Муэла.- Малость смахивает на нашего Гольденфингена, но можно ведь и не смотреть, правда?

По глади озерца плыли несколько уток в бело-зеленом оперении.

- Поглядите-ка, ваша милость, какое угощение посылает нам господь! вскричал лекарь.

- Вижу, вижу,- отозвался тот,- эй, кто там с арбалетами! Цельтесь вернее, не упустите ни одну!

Но тут раздался выстрел аркебузы, и спугнутая стая взмыла в воздух.

- Кто стрелял? - в бешенстве крикнул Спира.

- Я, ваша милость,- смиренно ответил Мартин.- Я не знал, что вы уже отдали приказ арбалетчикам.

- Не знали приказа или намеренно нарушили его?

- Помилуйте, сеньор губернатор, как мог я...

- Следуйте за мной,- бросил Спира и направился в чащу леса.

Обильная охота и маис вскоре утолили застарелый голод солдат, они окрепли и порозовели, хоть и не все: сто сорок девять человек, включая пятнадцать кавалеристов, по-прежнему лежали в лежку.

- Что же нам с ними делать? - беспокойно спросил Филипп.

- Подождем, пока оправятся,- ответил Гольденфинген.

- Ни в коем случае,- сухо и решительно сказал Спира.- Все, кто может передвигаться, пойдут со мной к Дому Солнца, а прочих оставим здесь на попечение господ Гольденфингена и Мурги.

Толстяк так и взвился:

- Почему всегда я? Почему вы вечно отстраняете меня от серьезных дел и поручаете всякие пустяки? Я - солдат, а не сиделка!

Спира, по своему обыкновению окинув его долгим взглядом, осведомился:

- Хотите знать почему?

- Да, хочу! - осмелев от горя, закричал Андреас.

- Во-первых, потому, что такова моя воля. Довольно вам такого объяснения? А во-вторых, потому, что я считаю: лучше вас никто не сможет поддержать порядок в арьергарде.

- Спасибо, ваша милость,- проговорил Гольденфинген, вновь обретая свое неизменное спокойствие.

- Кто лучше вас сможет укараулить такого ловкого негодяя, каков Франсиско Веласко? Если хоть на минуту оставить его без присмотра, он взбунтует войско и бросится за нами вдогонку.

- Истинная правда, ваша милость, истинная правда...

- Итак, вы останетесь и будете ждать нашего возвращения. Еды тут, сами знаете, в избытке, голодать вам не придется. Храни вас господь. А мы выступаем!

В ту ночь Гуттен в полудреме видел перед собой Берту и плешивого капуцина. "Спира опасается Андреаса, это ясно,- думал он.- А знает ли Гольденфинген, что такое Спира?" Ему чудилось, что Берта прилегла к нему под попону. "Не противьтесь моим ласкам, сударь, не бойтесь меня, я не Кундри, а трактирщица Берта..." - "Я рыцарь Лебедя..." - "Вот сюда, сюда, на сено, сударь..." - "Ты не можешь склонить меня ко греху!" - "Не просыпайтесь, сударь, не открывайте глаза, или я тотчас обернусь дождем..."

Набухшая туча наконец пролилась дождем. Гуттен глядел во тьму. Потом повернулся лицом вниз и в великом унынии прошептал: "Кёнигсхофен!.."

16. ПЕРЕПОНЧАТАЯ ЛАПА

На рассвете Спира, выехав из деревни, повернул к востоку, двигаясь по направлению к горам. Отряд состоял теперь из ста пятидесяти пехотинцев и сорока девяти верховых.

- Какой нынче день? - по привычке спросил он Филиппа.

- Двадцать пятое января 1536 года. Ровно год, как мы вышли из Коро. Одолели двести лиг, потеряли двести сорок одного человека, двадцать две лошади и всех собак.

- Что ж, на таком пути потери могли быть и больше,- беспечно отвечал Спира.- Ничего, нас ждут неслыханные богатства! - почти выкрикнул он.- Все сокровища Перу - безделка по сравнению с тем, что мы обретем вскорости. Мужайтесь, друзья! Я веду вас прямо к Дому Солнца!

Эти слова возымели действие. Всадники пришпорили коней, пустили их рысью. Пехотинцы распрямились, приосанились, затянули песню, пошли бодрым и размеренным шагом, как на том давнем параде в Севилье.