Марк Батунский - Россия и ислам. Том 3

117 Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. С. 39.

118 Ведь Крымский производил упрощения и на субстратном и на структурном уровнях путем не «системных» абстракций, а абстракций, введенных – так ему, во всяком случае, казалось – на основе эмпирической основы. Первые же обладают несравненно большей информационной значимостью, чем вторые, к тому же фигурирующие у Крымского в довольно примитивном виде. Они не обладают богатством содержания и структурой; у них нет (если исходить из требований системного подхода) четко выраженных уровней организации – концептуального, структурного, субстратного, и потому они остались статичными и формалистическими.

119 Крымский А.Е. Мусульманство и его будущее. С. 31.

120 Там же. С. 34.

121 Там же.

122 Там же. С. 59. (Курсив мой. – М.Б.)

123 Там же. С. 115.

124 Там же. С. 103.

125 Там же. С. 116.

126 Крымский А.Е. История новой арабской литературы XIX – начала XX века. С. 105.

127 Крымский А.Е. История мусульманства. Ч. II. С. 20, 3.

128 Неприязнь к тюркской ментальности настолько въелась в сознание почти всех, пожалуй, русских востоковедов, что даже в 1940 г. такой крупный специалист по истории Турции, как Владимир Александрович Гордлевский утверждал: «суннитское учение ислама – обряды и экзегез мелочно размеренные, рационалистически построенные, соответствовали все-таки азиатской натуре турка» (Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов Малой Азии//Избранные сочинения. T. I. М., 1960. С. 199).

129 См.: Гурницкий К.И. А.Е. Крымский. С. 42.

130 Но и самого Крымского еще в детстве поразили предания о жестоких турецко-татарских набегах на украинские земли. И много лет спустя, будучи уже востоковедом широкого профиля, Крымский всегда с особенным интересом исследовал те события мусульманской – прежде всего тюркской – истории, которые впрямую были связаны с историей украинской (см.: Там же. С. 21–22).

131 Было бы во всех смыслах полезной задачей исследовать роль такого сложного эмоционального переживаниях, как ревность, в процессе формирования русского (но, разумеется, не только его) «рефлекса на Чужое». Переживание это сильно коррелирует с чувствами гнева, депрессии, агрессивности, неполноценности, подозрительности, зависти и т. п. (см. подробно: Buunk В., Bringle R. Jealousy in Love Relationships // Perlman D., B. Fehr (eds). Intimate Relations. Beverly Hills (Cal), 1987. P. 123–124) и вовсе не есть исключительный атрибут «love relationship» – не менее значима его амбивалентная роль и во всех, наверное, межэтнических взаимоотношениях.

132 Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. С. 35.

133 Крымский объективен: «В этом отношении перс – резкая противоположность… тюрку. У того, сторонника грубой силы, идущей явно напролом, выработались в характере прямота и честность» (Там же. С. 58).

134 См.: например: Крымский А.Е. История новой арабской литературы. С. 92. Интересно, что Крымский полностью поддерживает «беспощадную правильную оценку Вольнея», согласно которой «мусульманская ли духовная литература или христианская» – это «главный источник невежества» (Там же. С. 332).

135 Крымский А.Е. История мусульманства. Ч. II. С. 26.

136 Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. С. 117.

137 Там же. Ч. II. С. 3.

138 Там же. Ч. I. С. 55.

139 См. подробно: Крымский А.Е. История новой арабской литературы. С. 385.

140 Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. С. 52.

141 Там же. С. 59. До революции Крымский в общем-то скептически относился к точке зрения тех, кто видел в биологической «креолизации» нечто позитивно-перспективное. В советское время он стал чуть оптимистичнее в трактовке этой проблемы. Так, напомнив, что сирийские арабы «не чистые семиты», а «последовательная смесь и скрещение длинной цепи народов», Крымский далее пишет: «…если верить известной школе антропологии и биологии, то смешанные расы, смешанные народы вследствие подновления крови обыкновенно бывают даровиты, талантливы. Не беремся судить об общей правильности или неправильности такого антропологического закона, но ясно, что его сторонники могли бы в качестве одного из доказательств сослаться и на духовный облик сирийских арабов». Он ни единым словом не возражает против им же самим приводимых высоких оценок этой этнической группы рядом западных авторов – в том числе и характеристики ее Р. Бёртоном (Unexplored Syria, 1872) как «самой талантливой расы, какая только существует в целом мире» ( Крымский А.Е. История новой арабской литературы. С. 320–321). Интересно и то, что в той же, написанной более 40 лет после «Мусульманства и его будущности», книге Крымский хвалит тех «неповерхностных, серьезных» исследователей XIX века, у которых нет «огульного этического осуждения целого народа», а лишь «отдельных лиц» (Там же. С. 323). В качестве достойного примера он приводит (Там же. С. 325) русского дипломата и востоковеда К. Базили, книга которого ( Базили К. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. Ч. I–II) была издана в Одессе в 1861–1862 гг. Базили считал сирийских арабов – и христиан и мусульман – «самым талантливым из всех турецкоподданных народов» (Базили. Указ. соч. Ч. II. С. 146). Он также говорит о «неугасаемой культурности низших, простонародных» слоев сирийского населения (Там же. С. 14), о том, что у сирийцев-мусульман нет религиозного фанатизма – «и в этом не расовый признак»; все дело в том, что и христиане и мусульмане хорошо живут между собой всюду, где «тождество гражданских обстоятельств» (Крымский уточняет: «т. е. турецкое притеснение») сблизило эти две религиозные общины (Там же. С. 149).

142 Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. С. 53.

143 Там же. С.114.

144 Эту ненавистную ему (да и превеликому множеству других русских и украинских) державу Крымский характеризовал, в частности, так: «Турция интеллигентов и неинтеллигенов XV–XVI вв. превратилась, благодаря массе славяноязычных мусульман, в своего рода государство славянское, только с религией мусульманской» ( Крымский А.Е. История Турции и ее литературы. Ч. I. М., 1916. С. 125) – религией, которую турки, став «нетерпимыми мусульманскими изуверами» (Там же. С. 62), превратили в нечто совсем противоположное и исламу Корана, и исламам арийскому (персидскому в основном) и семитскому (благо и первоначальное мусульманство – это, как известно, также творение «семитского духа»),

145 Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. С. 120. (Курсив мой. – М.Б.) Здесь у Крымского явный «перехлест»: насколько я знаю, никогда потом он таких блестящих шансов мусульманам – даже арийцам, не говоря уже о семитах, – ни разу не сулил.

146 Крымский А.Е. История мусульманства. Ч. I. С. 3. (Курсив мой. – М.Б.)

147 Там же. С. 20.

148 Я уже напоминал, что тюркофобия Крымского (хотя он и признавал – в своей «Истории Турции и ее литературы», с. 134, – что жестокостью отличались не одни лишь турки, но и такие европейцы, как Дракула, русские времен Ивана Грозного, французы при Людовике XI и т. д.) была вполне традиционной для русской культуры, в том числе и для профессионально-востоковедческой. Крымский недаром поэтому в той же своей книге (С. 251) присоединяется к следующим высказываниям – неоднократно мною упоминавшегося в предшествующих главах – известного историка-турколога В.Д. Смирнова (см. его «Очерк истории турецкой литературы» во «Всеобщей истории литературы», т. IV, под ред. В.Ф. Корша и А.И. Кирпичникова. СПб., 1892. С. 459–460). Почему, спрашивает Смирнов, турки полюбили стихи Джалалетдина Руми? Да потому, что их «дух и склад» вполне соответствовали «турецким вкусам». Ведь «в натуре турок лежит флегматичная неподвижность… которая и придает им внешнюю солидность и величавость. Эта черта натуры турок делает их людьми, любящими предаваться созерцательным думам, углубляться в тайны бытия, утопать в грустных размышлениях об ином мире с целью постигнуть конечную цель о назначении всего сущего (надо отметить, что Смирнов, хотя и прослыл не менее ярым ненавистником турок, чем Крымский, все же более высокого мнения