Джеймс Рестон - Священное воинство

Третий Крестовый поход расценивался как священная война, достигшая особенно высокого накала. Конечно, с ним были связаны многие вещи вовсе не священные и даже оскорбляющие святость: еврейские погромы, жажда добычи, убийства людей ради выгоды, — и все это прикрываюсь именем благочестия. В первую очередь как священную войну его рассматривали крестоносцы, и ответом на это явилась исламская концепция джихада. Джихад по определению — понятие оборонительной войны, спровоцированной агрессией «неверных». В Коране (2:190) об этом сказано: «Сражайтесь во имя Аллаха с теми, кто воюет с вами, но сами не нападайте первыми, ибо Аллах не любит тех, кто первыми нарушает мир». Тому, кто храбро сражается в такой войне, обещана высокая награда на небесах.

По иронии истории, сегодня само понятие «джихад» вселяет страх в сердца многих западных лидеров и просто жителей Запада. Он ассоциируется с исламским фанатизмом и терроризмом, хотя в исламской истории нет ничего такого, что превзошло бы террор и фанатизм европейских крестоносцев XII столетия.

Весной 2000 г. о крестоносцах снова вспомнили в Европе и в мире. Накануне исторического паломничества в Святую землю папа Иоанн Павел II принес общие извинения за грехи, совершенные католической церковью за последние две тысячи лет. Это было второе заявление такого рода после принесенных в 1992 г. извинений за несправедливость по отношению к Галилею, и все это отвечало концепции «исторического очищения», выдвинутой Ватиканом. О крестоносцах особо упомянули в литании, где говорилось о жестокостях в отношении иудеев, мусульман, женщин и отдельных этнических групп.

Мусульманское население Ближнего Востока восприняло эти папские признания как праздничное событие. Крестовые походы были с религиозной точки зрения наконец осуждены наряду с холокостом. С интересом ожидали и речей папы римского в самом Израиле. Но папа ничего не сказал о насилии по отношению к мусульманам, и великий муфтий Иерусалима был разочарован. Он сказал: «В мире было много случаев массового убийства. Почему же холокост важнее, чем остальные? Когда дело доходит до нас, то никого не интересует ни истребление мусульман крестоносцами, ни истребление палестинцев израильтянами. И мы сами не напоминаем миру постоянно об этих убийствах, чтобы показать, что все люди у нас в долгу».

Через несколько дней после визита папы я сам снова приехал в Иерусалим. Это было время Пасхальной недели, великого праздника христиан. Дня священных молитв у мусульман, праздника Исхода у иудеев. В храм Гроба Господня я пришел не как паломник, а как писатель. Мне хотелось снова взглянуть на меч Готфрида Бульонского, который хранится в этой святыне христиан, не являясь ни предметом гордости, ни предметом стыда.

В 1867 г. эти края посетил Марк Твен, также интересовавшийся упомянутой сомнительной реликвией. Он описал это путешествие в духе средневековой «романтики», сообщив, будто рассек мечом Готфрида одного мусульманина надвое, словно пирог: и «почувствовал, что в меня вселились духи жестоких воинов, и я готов был уничтожить всех неверных в Иерусалиме. Я вытер древний меч и вернул его священнику, не желая, чтобы свежая кровь пятнала этот клинок, покрытый сакральными следами крови, обагрившей его семьсот лет назад».

В исповедальне сидел седой монах-францисканец, ожидавший желающих исповедаться, который выглядел одиноким и как будто никому здесь не нужным. Разговорившись с ним, я узнал, что он — брат Мэтью из Питтсбурга и рад случаю с кем-то побеседовать. Монах охотно согласился показать мне меч. Я спросил, каким образом лучше постигнуть мистическую суть Иерусалима во время Пасхальной недели, какие имеет смысл посетить службы и шествия и в каком храме лучше всего встретить Воскресение.

Он снисходительно поглядел на меня и сказал:

— Молодой человек, мы не в Париже. У нас тут нет великих соборов. В Иерусалиме всего важнее то, что в вашем сердце.

Затем он достал сундук, в котором хранились всевозможные реликвии, чтобы показать мне древний меч.

Джеймс Рестон Мл., декабрь 2000 г.

Ги Лузиньян, король

Сивилла, королева

Конрад Монферратский, владетель Тира

Раймонд III Триполитанский, владетель Тивериады

Режинальд Шатийон, владетель Керака

Жерар де Ридфор, великий магистр рыцарей Храма

Рожер де Мулен, великий магистр госпитальеров

Балиан Ибелинский, барон Старой гвардии

Ираклий, патриарх Иерусалимский

Готфрид Бульонский, герой Первого Крестового похода

Саладин, султан Египта, Сирии, Аравии и Междуречья

Мелик-аль-Адель, его брат

Мелик-аль-Азиз, второй сын Саладина, султан Египта

Мелик-эз-Заэр, третий сын Саладина, владетель Алеппо

Нур ад-Дин, предшественник Саладина, султан Сирии

Рашид ад-Дин Синан, главарь ассасинов

Маштуб, великий эмир

Каракуш, правитель Акры во время осады

Ричард I Плантагенет, король Англии, герцог Аквитании

Филипп II Август Капет, король Франции

Элеонора Аквитанская, мать Ричарда, бывшая королева Англии и Франции

Людовик VI Французский, отец Филиппа, первый муж Элеоноры

Генрих, граф Шампанский, племянник Ричарда

Фридрих Барбаросса, император Священной Римской империи

Леопольд, герцог Австрийский

Генрих II, отец Ричарда, предыдущий король Англии

Иоанн (Джон), брат и преемник Ричарда

Беренгария, королева, жена Ричарда

Алиса, сестра Филиппа, любовница Генриха, невеста Ричарда, пленница Элеоноры

Иоанна, сестра Ричарда, королева Сицилии

Танкред, король Сицилии

Исаак Комнин, «император» Кипра

Генрих VI, император, преемник Фридриха Барбароссы

Целестин III, папа римский

В начале XII века в городе Товин, что в Армении, почти на границе с Грузией, жила-была семья знатных курдов. Хозяина дома звали Наджм ад-Дин, что значит «Пресветлый князь и Звезда веры». Был у него закадычный приятель, некто Бихруз, человек большого ума и обаяния, которые превосходила только его склонность к авантюрам. К несчастью, однажды его застали при подозрительных обстоятельствах с женой местного эмира, который немедленно велел схватить Бихруза, оскопить и выслать из своих владений.