Наум Синдаловский - Легенды петербургских садов и парков

Параллельно развивался срединный тип пригородного парка — каскадный. По своим романтическим, живописным свойствам он был более близок к пейзажному парку. В Павловском парке это активно проявилось на границе между районами Старой и Новой Сильвий. Правда, в данном случае этому способствовали не столько художественные предпочтения паркостроителей, сколько своенравные очертания берегов реки Славянки.

Впрочем, многие районы пригородных парков представляют собой гармоничное сочетание взаимозависимых участков, распланированных в регулярном, или французском, каскадном, или итальянском и пейзажном, или английском стилях. В разных случаях это проявлялось по-разному. Но везде исключительный художественный вкус и внутренняя культура паркостроителей давали возможность уживаться на одной территории носителям порой полярно противоположных эстетических принципов. Дополняя и обогащая друг друга, они в конце концов сложили тот тип национального русского парка, который, отвечая насущным требованиям своего времени, в то же время вырабатывал в себе вневременные приметы. Вот уже три столетия они делают старые парки современными.

Золотой век русского пригородного паркостроения практически уложился в хронологические рамки одного XVIII столетия. Эта временная ограниченность, несмотря на сравнительно частую смену стилей и перемену общественных вкусов, позволила создать дворцово-парковые ансамбли, отличающиеся композиционным единством и цельностью. При этом в границах одного художественного стиля был распланирован только комплекс Нижнего и Верхнего парков Петергофа. Их регулярный характер в сочетании с ликующим буйством вырвавшейся на свободу воды многочисленных каскадов и фонтанов наиболее полно отвечал государственному размаху и императорским амбициям при абсолютной регламентации всего жизненного уклада русского общества первой четверти XVIII века. Все остальные пригородные парки отличаются сравнительно свободной планировкой в сочетании с образцами всех трех типов европейского пригородного паркостроения.

Ни девятнадцатое, ни двадцатое столетия ничего практически нового петербургскому паркостроению не дали. Отдельные попытки создания новых парков ограничивались, как правило, городской территорией и сводились к формированию еще одного более или менее однообразного зеленого уголка отдыха или развлечения. Дальше конспективного повторения прошлого дело не шло.

Между тем ближние пригороды Петербурга пригородами в привычном понимании этого слова, строго говоря, называть нельзя. Фактически, да и юридически они являются составной и частью огромного мегаполиса по имени Санкт-Петербург. У Петербурга и его пригородов общая история и общая судьба. Возникшие практически одновременно с метрополией как загородные царские резиденции, они сразу же стали не только местом проведения монаршего досуга, но и местом напряженной работы царствующих особ. Здесь выслушивались доклады и здесь же принимались важнейшие решения, влиявшие на дальнейшие пути развития государства.

С появлением железнодорожного сообщения малые и кратковременные миграционные перемещения, вначале необходимые для исполнения служебных обязанностей исключительно государственным сановникам и особо приближенным придворным для ежедневных докладов и совещаний, распространились и на постоянных жителей, как столицы, так и его пригородов в их повседневной жизни. Для павловчан, царско-селов и других жителей ближних пригородов Петербург стал местом приложения рабочих сил, в то время как петербуржцы, наоборот, стали постоянно посещать пригородные сады и парки для короткого воскресного отдыха.

И, наконец, напомним об одном, весьма характерном в контексте нашего повествования обстоятельстве. Железнодорожные вокзалы, некогда возведенные на городских окраинах, ныне оказались стоящими в самом центре Петербурга, а маршруты пригородных электричек сегодня в значительной своей части проходят внутри жилых городских кварталов. Все идет к тому, что пригороды когда-нибудь сольются с городом. Понятно, что произойдет это не скоро, но обратим внимание на то, что прецедент уже существует. Мы даже не заметили, как пригородная Стрельна вплотную подошла к Петербургу, или, наоборот, что, может быть, даже точнее, Петербург приблизился к Стрельне. Важно и то, что уже сейчас этот, пока еще не очень заметный процесс слияния влияет на подсознательное восприятие петербургских пригородов как неотъемлемой части собственно Петербурга. Найден даже более или менее удачный общий, собирательный эвфемизм для всех ближних пригородов, делающий их частью одного целого. Их называют «Зеленым ожерельем Петербурга».

В 1703 году, нарезая участки земли вдоль приморской дороги на Петергоф для раздачи в пользование своим приближенным, Петр оставил Стрелину мызу за собой. Мыза, расположенная на южном берегу Финского залива, в 20 километрах от Петербурга по Петергофской дороге, была известна еще в XV веке. В Писцовой книге водской пятины великого Новгорода 1500 года упоминается деревня «на реке Стрельне у моря». Со старославянского языка название реки переводится как «движение», «течение». Однако в XVIII веке родилась легенда, что эта быстрая речка, берущая начало на Ропшинских высотах и впадающая в Финский залив, названа вовсе не по стремительному бегу воды, а в память «переведения стрелецкого войска Петром I» в 1698 году.

К 1707 году здесь уже стояли особые «путевые хоромы», где царь любил останавливаться на отдых во время поездок в Петергоф и Кронштадт. Тогда же возникла в Стрелиной мызе и первая церковь. По преданию, после своего тайного бракосочетания с Екатериной в Екатерингофской церкви Петр повелел в память об этом событии перенести церковь в Стрельну, и сам будто бы участвовал в ее установке на новой месте. Правда, есть и другое предание, согласно которому первоначальная стрельнинская православная церковь по указанию Петра была переделана из немецкой кирки, некогда здесь стоявшей. От Екатерингофской церкви здесь долгое время сохранялись иконостас, иконы, ритуальные сосуды, а также «готический стул с вышитою золотою полосою на спинке», на котором, если верить местным легендам, перед бракосочетанием сидел царь, ожидая свою невесту.

Современная Стрельна возникла примерно в 800 метрах западнее Большого стрельнинского дворца. Здесь, на высоком холме, согласно преданиям, находилась старинная шведская усадьба с обширным плодовым садом, огородом, хозяйственными постройками и водяной мельницей. В 1710 году на этом месте Петр строит для себя деревянный дворец. Павел Свиньин в одном из ранних описаний Стрельны рассказывает об огромной липе, возрастом в несколько сотен лет, росшей возле оранжереи. «При Петре Великом построена на ней была беседка, в которую вела высокая круглая лестница. Здесь часто монарх сиживал и кушал чай, наслаждаясь зрелищем столь любимой им стихии — моря. Сюда Петр приглашал иногда голландских шкиперов и угощал их чаем. Близ сей липы находится большой ильм, который тоже заслуживает внимания: Петр, отбывши в Курляндию, заметил, что из дерева сего делают многие прочные вещи, а как его не было в окрестностях Петербурга, то, отправляясь из Митавы, приказал он вырыть небольшой ильм с корнем и привязать сзади своего экипажа. Таким образом, он привез его сюда и собственными руками посадил на сем месте».