Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

«Большой» дворецкий мог также отдавать распоряжения на территории уездов, находившихся «в приказе» у областных дворецких. Так, 21 марта 1541 г. боярин и дворецкий кн. И. И. Кубенский приказал выдать государеву жалованную несудимую грамоту Вологодской Евфимьевой пустыни [1546] РГАДА. Ф. 281 (ГКЭ). Вологда. № 11/2582. , хотя Вологда в то время, как мы знаем, входила в юрисдикцию рязанского дворецкого. 20 ноября 1547 г. «большой» дворецкий Д. Р. Юрьев приказал выдать заповедную грамоту на рощи Саввина Сторожевского монастыря [1547] ССМ. М., 1992. № 14. С. 21–22. ; между тем Звенигородский уезд, в котором располагался сам монастырь и основная часть его вотчины, был «приказан» (согласно приведенной выше грамоте 1544 г.) дмитровскому дворецкому, а эту должность в 1547 г. занимал Д. Ф. Карпов [1548] РК 1598. С. 113. .

Комментируя подобные случаи, А. К. Леонтьев писал, что они предполагали «известный контакт между великокняжеским Дворцом и областными дворцами» и что это «позволяет рассматривать их как единую систему органов, получивших в начальный период существования централизованного государства значение органов государственных» [1549] Леонтьев А. К . Образование приказной системы управления. С. 43. . Проблема, однако, заключается в том, что никакие «контакты» между «большим» и областными дворецкими нам не известны: мы ничего не знаем об их соподчинении, взаимодействии, распределении полномочий и т. п. А ту сеть параллельно существовавших дворцовых учреждений, которая отразилась в сохранившихся документах 30–40-х гг. XVI в., трудно назвать единой и слаженной системой.

Более того, некоторые формулировки, содержащиеся в дошедших до нас несудимых грамотах, наводят на мысль, что «приказание» какой-либо территории тому или иному дворецкому носило еще характер временного поручения и что дворцовая принадлежность ряда земель не была окончательно определена и могла в дальнейшем измениться. Вот, например, как звучит известный пункт о подсудности грамотчика только великому князю или его дворецкому в жалованной грамоте Ивана IV Кирилло-Белозерскому монастырю от 1 мая 1546 г.: «…а кому будет искати на самом игумене и на братье, ино сужу яз князь великий или нашь дворецкой, кому Белоозеро приказано» [1550] ОР РНБ. Ф. 573 (СПб. Духовная академия). А. 1/16. Л. 1087 об. . Формуляр этой грамоты оставляет открытым вопрос о том, в юрисдикции какого дворецкого находилось тогда Белоозеро; между тем в других грамотах конца 30-х и 40-х гг. XVI в., касавшихся этого региона, соответствующая статья говорила о суде именно дворецкого Большого дворца (см. Прил. III, № 59, 178).

На основе правой грамоты 1540 г., выданной угличским дворецким Ф. С. Воронцовым, выше было высказано предположение о том, что Бежецкий Верх относился к ведению Угличского дворца. Но в жалованной грамоте Ивана IV Троице-Сергиеву монастырю от 1 мая 1543 г. на данного пристава для монастырских владений в Бежецком Верхе дворцовая подведомственность этой территории указана в самой общей, неопределенной форме: данный пристав должен был ставить истцов и ответчиков перед великим князем или перед его «дворецким, у которого будет Бежецкой Верх в приказе» [1551] ААЭ. Т. I. № 198. С. 177. . Такой же неопределенностью при указании на суд дворецкого отличаются грамоты, относящиеся к Можайску и Мещере (см. Прил. III, № 37, 159): в ведении каких дворцов находились эти территории, остается совершенно неизвестным.

Эта неопределенность формулировок в процитированных грамотах отражала, на мой взгляд, изменчивость статуса земель, еще не имевших «собственных» областных дворцов. Они могли управляться дворецким Большого дворца или временно передаваться в ведение того или иного областного дворца. Так, на территории Галичского уезда в 1534–1536 гг. распоряжался дворецкий Большого дворца [1552] В 1534–1536 гг. дворецкий кн. И. И. Кубенский вынес несколько приговоров по тяжбам на территории Галичского уезда (АСЗ. Т. I. № 122. С. 96; № 314. С. 305–306, 310–311). По его же приказу 4 ноября 1535 г. была выдана жалованная грамота Ивана IV Симонову монастырю на владения в Галичском уезде (АФЗХ/АМСМ. № 51. С. 55–56). , а с образованием Угличского дворца (предположительно в конце 1537 г.) Галич, по-видимому, был передан в его ведение.

Причудливо сложилась судьба Нижнего Новгорода: в отдельные годы правления Василия III город с уездом, как уже говорилось выше, подчинялись особому нижегородскому дворецкому. В годы «боярского правления» Нижний Новгород находился в ведении дворецкого Большого дворца [1553] Определенные сведения о судебно-административной деятельности дворецких Большого дворца на территории Нижегородского уезда относятся к 1540-м гг., см. жалованную грамоту Вознесенскому собору г. Балахны, выданную 29 июня 1541 г. по приказу дворецкого кн. И. И. Кубенского ( Каштанов С. М . ИРСИ. Прил. V. № 1. С. 210–211), жалованную грамоту Троице-Сергиеву монастырю на нижегородские владения от 23 декабря 1546 г. (Материалы по истории Нижегородского края. Вып. 3. № 12. С. 15–16), а также судный список нижегородских тиунов от 22 мая 1547 г., доложенный дворецким И. И. Хабарову и Д. Р. Юрьеву (РГИА. Ф. 834. Оп. 3. Д. 1914. Л. 31–38 об.). , но мысль о его особом статусе не была, видимо, совсем забыта, раз в 1537 г. титул «нижегородского дворецкого» был пожалован (на время исполнения посольства) кн. Д. Ф. Палецкому. Впоследствии, в 50-х гг., Нижегородский дворец был воссоздан, вобрав в себя территорию новоприсоединенного Казанского ханства [1554] Зимин А. А . О составе дворцовых учреждений. С. 198. .

Что касается служебной иерархии дворцовых чинов, то и здесь четкой системы не наблюдается. Выше были приведены примеры вмешательства (говоря нашим современным языком) «больших» дворецких в юрисдикцию областных дворцов. Но известны и примеры противоположного рода, когда действия какого-нибудь областного дворецкого нарушали (по видимости!) прерогативы дворецкого Большого дворца. Так, 11 декабря 1547 г. по приказу тверского дворецкого В. М. Юрьева была выдана указная грамота Ивана IV приказчику села Воробьева Московского уезда Васюку Введенскому о запрете дворцовым крестьянам сечь рощи Симонова монастыря [1555] АФЗХ/АМСМ. № 86. С. 99. . Между тем Московский уезд традиционно находился в ведении московского («большого») дворецкого, каковым в описываемое время был Д. Р. Юрьев [1556] Зимин А. А . О составе дворцовых учреждений. С. 194 и прим. 131. . Почему власти Симонова монастыря обратились за защитой не к нему, а к его родственнику В. М. Юрьеву, тверскому дворецкому, остается неизвестным. Вероятно, на практике значение имел не только и не столько чин дворецкого, сколько его реальное влияние при дворе, а также связи грамотчика (в данном случае — монастыря) с тем или иным сановником.