Михаил Белов - Мангазея

Уже в ходе раскопок стало ясно, что на острове Фаддея и в заливе Симса когда-то разыгралась трагедия, причины которой предстояло раскрыть ученым. Большинство вещей ныне хранится в Музее Арктики и Антарктики в Ленинграде. Все найденные вещи подверглись специальной обработке и анализу. В этом увлекательном исследовании участвовали географы, нумизматы, биологи, инженеры, оружейники, медики, искусствоведы и этнографы. Фаддеевские находки стали предметом тщательного изучения. Главное внимание было сосредоточено на монетном кладе, состоящем из 3324 монет, и на надписях на рукоятках ножей (одна из надписей была прочтена палеографами как «Аккакий Муромев»), а также на извлеченном из ножен «кортика» кусочке документа, бывшего, по всей вероятности, проезжей грамотой.

Нумизматы сделали следующие выводы: денежная казна с острова Фаддея и с залива Симса сложилась далеко от места находки, в областях Московского государства, для которых характерна интенсивная хозяйственная жизнь, а не на далеких окраинах, куда деньги приходили волнами; наличие крупной суммы денег на судне говорит об очень далеко шедших целях организаторов экспедиции, отправлявшейся в рискованное плавание вдоль берегов Сибири, конечная цель путешествия лежала где-то далеко на востоке, и то, что путь судна прервался вблизи острова Фаддея, было лишь трагической случайностью. Нумизматическая часть находки, как полагаем, открывает большие возможности для точной датировки события. Добавим, что в дальнейшем на основе монетного клада было определено время совершения плавания безвестной экспедицией у берегов Таймыра.

В итоге кропотливого анализа ученые заключили: 1) экспедиция, следы которой обнаружены на острове Фаддея и в заливе Симса, несомненно, снаряжена русскими торговыми и промышленными людьми; 2) вокруг Таймыра она пыталась пройти с запада на восток (предположительно из Енисея, Туруханского зимовья или Мангазеи) по морю: это, несомненно, морская экспедиция; 3) экспедиция была снаряжена сразу после 1619 г., после запрещения Мангазейского морского хода, о чем свидетельствуют монеты — нет ни одной монеты чеканки псковского и новгородского монетных дворов от 1617 г., которые были весьма распространены на севере. Монет времени Михаила Романова (1613–1645 гг.) вообще оказалось мало. Люди с залива Симса, несомненно, опытные мореходы-промышленники, о чем говорят и бывшие в их распоряжении компасы — солнечные часы, известные еще в XVI в. под названием «матка». Не удивила и находка шахмат. Как выяснилось, шахматы — широко распространенная игра на Руси XVII в. Известен такой случай. Один из священников Подмосковья обратился с жалобой на своих прихожан за то, что они по воскресеньям отказывались посещать церковь из-за «бесовской игры» в шахматы. Пришлось принять меры «увещевания». В коллекции предметов, найденных на острове Фаддея, также имеются шахматные фигурки, и нет сомнения, что в русской промысловой экспедиции XVII в шахматная игра занимала досуг людей, надолго оторванных от дома.

Мореходные инструменты, промысловое оснащение, предметы торговли свидетельствуют о высоком уровне материальной культуры русских промышленников вообще и мореходной в частности.

Личные вещи и предметы снаряжения русской промысловой экспедиции XVII в. Из коллекции археологических находок на острове Фаддея и в заливе Симса.

Исторический памятник русского арктического мореплавания с острова Фаддея и залива Симса — это исключительное явление даже среди волнующих находок следов полярных трагедий. Поэтому он обратил на себя внимание документалистов — специалистов по истории русских географических открытий и освоения Сибири прежде всего двумя обстоятельствами. Во-первых, казалось странным то, что среди множества хорошо сохранившихся документов по освоению Сибири не было ни одного упоминания ни об одной экспедиции вокруг Таймырского полуострова. Во-вторых, как предполагают археологи, экспедиция отправилась в поход сразу после запрещения Мангазейского морского хода, т. е. после 1619 г., а в «распросных речах» 1619–1623 гг. нет даже намека на что-либо подобное, хотя содержание «распросов» в основном как раз и направлено на выяснение того, кто и когда плавал из устья рек Оби и Енисея, т. е. в этих документах особое внимание уделялось именно таким плаваниям. Не могло быть так, чтобы две сотни опытных мореходов, опрошенных в Тобольске и Мангазее, не знали и не помнили о большой экспедиции, направлявшейся из Енисея в сторону Лены. Если бы такая экспедиция в течение 4–5 лет не вернулась из плавания, о ней беспокоились бы, ведь в Сибири остались же люди, знавшие ее участников, и, может быть, кто-нибудь из их близких и родных.

Выяснилось и другое. Деньги, составившие фаддеевскую казну, имели хождение в течение всего XVII в., причем ни псковский, ни новгородский и ни московский монетные дворы не производили новой чеканки в течение длительного времени после 1617 г.; иными словами, монетный клад с острова Фаддея и залива Симса мог составиться в результате многих неизвестных нам обстоятельств. На основании всех этих соображений пришлось поставить под сомнение правильность датировки находки и предположить, что безвестная экспедиция была снаряжена после 1617–1619 гг. Однако и позднее неизвестны случаи подобных плаваний. Считалось, что только в 1878 г. шведская экспедиция А. Э. Норденшёльда, следуя от Диксона на шхуне «Вега», впервые обогнула мыс Челюскин и прошла из Карского моря в море Лаптевых.

Итак, предстояли сложные и трудные поиски в архивах. В ходе их было обнаружено много новых документов о раннем освоении Таймырского полуострова, в частности о мореплавании у его берегов в 1643 и 1648 гг. из Мангазеи на реку Анабар.

Собранные материалы хотя прямо не разъяснили фаддеевскую находку, но уточнили тот исторический фон, на котором разворачивались события, связанные с ней. Они облегчили датировку. Привлекло внимание одно событие, оставшееся неизвестным историкам. Речь идет о запрещении морских походов с востока в устье реки Анабар и на лежащий против него остров. Само по себе это событие интересно тем, что ассоциируется с аналогичным государственным актом — запрещением Мангазейского морского хода. Инициатива запрещения морских плаваний между Леной и Хатангским заливом, на участке протяженностью свыше 500 км, на этот раз исходила от властей Якутского воеводства. Воевода Петр Головин, прославившийся своими крутыми мерами против казаков и промышленников, под предлогом установления контроля за перевозом пушных товаров и «заморного зуба» своей властью запретил поездки с реки Оленек на реку Анабар, в частности на остров, который ныне носит название Большой Бегичев и который в XVII в. славился залежками «заморного зуба».