Георгий Дорофеев - Хрущев: интриги, предательство, власть

Сталин, раз к нему обратился Хрущев, вынес вопрос о судьбе бывшего летчика Л.Н. Хрущева на рассмотрение специального заседания Политбюро ЦК партии. Члены Политбюро проголосовали за приговор, который и был приведен в исполнение.

Хрущев, по утверждению Молотова, отказался от сына, но с этого мгновения его мстительная душа не знала покоя. Сразу же после смерти Сталина он приказал арестовать его сына Василия, классного летчика, генерала. Ему предъявили ложное обвинение в растрате и злоупотреблении положением при жизни отца и упрятали в тюрьму, откуда он так и не вышел. Писательница Лина Тархова, со слов дочери Василия Сталина– Надежды, посещавшей отца в тюрьме, рассказывала, что его содержали как обыкновенного уголовника, даже хуже: «В телогрейке, ушанке, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой поддерживающий ремень карабина, а другой державший палку. Если отец спотыкался (у него были больные ноги), тут же следовал удар прикладом или палкой».

Все годы заключения Василий писал письма власть предержащим, ходатайствуя об освобождении. Получал такие письма и Хрущев, но оставлял их без ответа. Потом пообещал помочь, но при условии, что Василий одобрит его доклад о культе личности. Измученный и истерзанный Василий согласился и тут же написал письмо:

«В Президиум ЦК КПСС. Считаю своим долгом– долгом коммуниста изложить Президиуму ЦК КПСС свое мнение по вопросу культа личности, поднятому на XX съезде КПСС. Сказана правда, вывод справедлив».

Хрущев обрадовался – вот, мол, даже дети отрекаются от Сталина и считают мой доклад справедливым. Однако, обратив внимание на дату и подпись, он взвился. Письмо было датировано 23 февраля 1956 года, а доклад о культе личности он зачитал 25 февраля. Выходило, что Василий одобрил то, чего и сам не знал. Под письмом стояла подпись: Василий Сталин».

– Это какой еще такой Сталин! – закричал Никита Сергеевич. – Заменить ему фамилию!

Послушные тюремщики взяли под козырек. Правда, для приличия спросили у Василия согласия на смену фамилии. Он отказался.

– Я сын Сталина, – сказал он, – и хочу умереть с этой фамилией.

Ему пообещали, что он обязательно умрет, но только под другой фамилией. И тут же вручили паспорт на имя Джугашвили. Это была фамилия отца в детстве и юности. Когда доложили Хрущеву о том, что его задание выполнено, он криво усмехнулся.

– Вот так, дорогой вождь и учитель, – сказал он, – сына за сына. Ты не захотел спасти моего сына, а я твоего сгною в тюрьме.

Но этого мало, решил Хрущев. Он размышлял, какую еще гадость можно придумать о Сталине, как вдруг увидел, что дверь отворилась и в комнату вошел Иосиф Виссарионович. Он был в сапогах, но ноги его не касались пола. Он бесшумно ходил по комнате, молча поглядывая на

Хрущева. Никита Сергеевич обомлел. Ему стало страшно. Сталин никогда не приходил к нему домой, а здесь… Он бросился ему навстречу… Дорогой Иосиф Виссарионович, я рад… Но тут же замолчал… Сталин живой, а он приказал срезать пуговицы с его мундира. Его парализовал страх. Если Сталин узнает об этом, то он перестанет ему доверять. Он тут же решил все свалить на врагов народа.

– Дорогой Иосиф Виссарионович, я все объясню… Враги народа…

Однако Сталин не дал ему говорить. Он поднял руку и Хрущев замолчал.

– Зачем ты меня оклеветал на XX съезде? – спросил Сталин. – Это подло.

Хрущев стал говорить, что это не он его оклеветал, а Поспелов, который готовил доклад, а он только читал, что ему написали. К тому же все члены Президиума настаивали, чтобы он выступил с таким докладом.

Однако, как показалось Хрущеву, Сталин не слушал его.

– О, подлость! О, подлость! – говорил он, вышагивая по комнате. – Как страшно быть оклеветанным и не иметь возможность сказать хоть одно слово в свою защиту. Страшно… Страшно… Подло… Мерзко… Ты говорил, что я не подготовил страну к войне… Ведь это ложь… Ты же знал, как мы готовились. Зачем же ты врал? Ты все перевернул с ног на голову. Всю свою подлую натуру приписал мне.

Хрущев вдруг ощутил неописуемый ужас и неотвратимое наказание за клевету. Чтобы спасти себя, он стал выкрикивать те самые штампованные фразы, которыми всегда восхвалял Сталина.

– Слава товарищу Сталину, – кричал Никита Сергеевич, – он ведет нас от победы к победе. Он мудрый наш вождь и учитель. Да здравствует товарищ Сталин!

И тут же мелькнула мысль: «А почему я кричу «да здравствует»? Ведь он же умер… Нет Сталин не умер, он живой… Вот он ходит по комнате…»

И опять Хрущеву показалось, что Сталин не слышит его крикливых похвал.

– Почему ты врал, что я планировал военные операции по глобусу? Зачем ты это выдумал?

– Это не я! – вопил Хрущев. – Это Берия мне рассказал. Он враг и я приказал его расстрелять.

И опять Хрущев понял, что Сталин не принял его оправданий.

– Теперь о репрессиях. Ты говорил, что я только и делал, что убивал, убивал, убивал и сажал людей в тюрьмы, что я садист и делал все это ради собственного удовольствия. Какая подлость! Какая мерзость! Какая гнусная ложь! Ведь это ты, Берия, Маленков… составляли расстрельные списки врагов народа и носили мне на подпись… А оказывается вы уничтожали своих конкурентов, претендующих на власть, уничтожали честных коммунистов.

Я вам доверял, а вы… О, лицемеры! О, лицемеры! Как тяжело мне от ваших наветов…

Сталин все так же бесшумно ходил по комнате.

– С разоблачением культа личности у тебя ничего не получилось, – продолжал он, – ты ничего не сказал, кто создавал этот культ и кому он был нужен. Это делал ты, Маленков, Берия… вы на всех перекрестках вопили, какой я великий и гениальный, а теперь мажете меня грязью. На съезде вы должны были осудить не меня, а себя за то, что подхалимничали и создавали культ, которому сами же и поклонялись.

Никите Сергеевичу было страшно. Так бывает страшно только во сне. Когда хочешь убежать от угрожающей опасности и не можешь, хочешь кричать, звать на помощь, но нет голоса, и мечешься, чтобы спастись, но куда ни бросишься – везде натыкаешься на стену. Нет выхода и нет пощады. Хрущев видел и слышал только Сталина. Для него это была смерть.

– Великая беда свершилась, – говорил Сталин, – социализм потерпел поражение. Перечеркнут весь наш героический опыт строительства нового общества. Страна опозорена, опозорен великий советский народ. Подорвана вера в справедливость…

Сталин продолжал ходить по комнате. Он как будто не замечал Хрущева и говорил сам с собой. Но Никита Сергеевич знал, что каждое слово вождя адресовано ему.

– Пройдет совсем немного времени – и ложь XX съезда будет преувеличена в десять, нет– в тысячу, в десятки тысяч раз, и с географической карты мира исчезнет Советский Союз…