Джули Федор - Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

Тот факт, что истории о детях должны были стать ключевыми моментами культа, указывает на своего рода инфантилизацию населения Советского Союза. Как заметил один рецензент собрания детских рассказов о Дзержинском, эти истории предназначались не только для детей: они были рассчитаны и на взрослых. Детей эта книга научит не только уважать, но и любить Дзержинского, тогда как для взрослых, которые о нем знают многое, знакомый образ станет более живым и многогранным [52] Ивич А. От упрощения к простоте // Литературная газета. 1940. 28 июля. № 41. С. 3. Автор ссылается на одну из книг Юрия Германа. .

В советских биографиях Дзержинского традиционно приводился ряд его высказываний о любви к детям, например эти знаменитые строки из его «Дневников и писем»: «Не знаю, почему я люблю детей так, как никого другого <���… > Часто-часто мне кажется, что даже мать не любит детей так горячо, как я…» Полагалось, что эта любовь была полностью взаимной, и в советской традиции говорилось о сотнях писем, которые Дзержинский получал от детей, примером чему служило письмо от бездомных детей из 1-й черноморской трудовой колонии, которые просили его: «Прими наш детский поцелуй» [54] Малыгин А. Рыцари революции // Комсомольская правда. 1967.20 декабря. № 295. С. 1-2. Это письмо продолжает цитироваться и сегодня как дань уважения Дзержинскому; см.: Бакланов В. Слово Дзержинскому // Досье. 2002. 3 ноября. .

Близость чекиста и ребенка закреплялась серией вербальных клише, включая такие как эпитеты, данные Дзержинскому, как «попечитель детей» [55] См., например: Дзержинская. В годы великих боев. С. 354; Горожанин К. Дело не в памятнике, а в памяти // Труд. 2002. 23 июля. № 126. С. 5. В статье автор утверждает, что уже только за одно это Дзержинский заслуживает доброй памяти. и «друг детей» [56] Дзержинская. В годы великих боев. С. 349. . Многие пионерские лагеря, школы и детские дома называли в честь Дзержинского [57] Там же. С. 355, 359. , его часто избирали «почетным пионером» [58] Там же. С. 355-356. . На укрепление этой связи работали многие кинематографические, литературные и монументальные образы. Одним из символических образов, распространенных в иконографии советского культа Дзержинского, является Дзержинский с ребенком-беспризорником на руках [59] Ленин и Сталин были также изображены с детьми, но не с бездомными. Такой мотив, кажется, ассоциировался только с Дзержинским, по-видимому, потому, что проблему беспризорников впоследствии удалось решить. Об изображениях детей в культах вождей Ленина и Сталина см.: Келли К. Дедушка Ленин и Дядя Сталин: советский культ вождя для маленьких детей // Апор [и др.] Культ вождя. С. 102-122. . Именно в этом образе Дзержинский чаще всего представлялся в монументальном искусстве и литературе [60] См., например: Шалит А. Б. Делать жизнь с кого… // Озерский Я. [и др.]. Нравственное воспитание. С. 39. В одной такой истории Дзержинский находит в подвале замерзшего мальчика без сознания, берет беспризорника на руки и выносит на свежий воздух; Фоменко. Рыцари революции. С. 356. . Такие образы вызывают в памяти иконы Божьей Матери, заступницы и защитницы страждущих в православной традиции.

Для культа Дзержинского также характерны частые упоминания о его прилюдных слезах. Как заявил Маяковский, «плачущий большевик» — фигура невообразимая [61] См.: Маяковский В. Владимир Ильич Ленин (1924). На похоронах товарищей, например, было принято прослезиться. Так, Сталин, плакал у гроба Кирова, а самый известный случай — когда Хрущев (который вообще отличался слезливостью) и другие плакали по Сталину. . Но, очевидно, для чекиста, героя более эмоционального, чем большевик, было сделано исключение. В некотором смысле Дзержинский — самый эмоциональный из большевиков, ему дозволено проявлять женские, материнские качества [62] Есть некоторые странности, например, в его отношении и преданности Ленину; они постоянно беспокоятся о здоровье друг друга, ругают друг друга, что слишком много работают. См., например, историю 1956 года, в которой Ленин и Дзержинский находятся на улице в ветреный день, и Дзержинский специально стоит справа от Ленина, чтобы защитить его от ветра; Козаков М. Петроградские дни // Новый мир. 1957. № 11. С. 150. Позже в той же самой истории, когда Дзержинский и Ленин выходят на улицу вместе после вечернего заседания в 1917 году, Дзержинский снимает свой плащ и накидывает на Ленина, игнорируя его протесты; там же. С. 151. Поговаривали, что Ленин был «всегда внимательным… и приветливым» в его деловых отношениях с Дзержинским; Сидоренко. Ф. Э. Дзержинский (цитирование советского текста 1987 года). . Дзержинский — единственный из главных большевиков, для которого слезы — сострадания, сочувствия — являются важнейшим элементом его официального культа.

Самый известный рассказ о плачущем Дзержинском связан с покушением на жизнь Ленина в 1918 году [63] См., например: Саяпин М. Слово о Дзержинском. Опыт биографического панегирика // Дуэль, 2001. 26 июня. № 26; www.duel. ru/200126/? 26_6_1 — этот эпизод послужил отправной точкой для начала «красного террора».

Отсюда мы можем сделать вывод, что слезы Дзержинского неотделимы от мифа о Красном терроре — они очищают и освящают его репрессии. Они увязывают террор с любовью — террор, который фактически вытекает из любви Дзержинского (и всего пролетариата) к Ленину.

Возможно, на этот аспект данного культа повлияли дореволюционные предания. Мотив плачущего Дзержинского вызывает в памяти платок, который подарил Николай I главе царской тайной полиции графу Бенкендорфу с повелением утирать слезы сиротам и вдовам [64] Об официальных попытках превратить царскую тайную полицию в нечто священное см.: Hingley. The Russian Secret Police. Pp. VII, 130. . Он опять же напоминает о Божьей Матери; как и Мария, Дзержинский способен на безграничное сострадание.

В то же время один из ключевых трюизмов культа Дзержинского заключается в том, что его «гуманизм» не мог бы существовать без противоположного качества — жесткости. Дзержинский как бы имел две ипостаси: он мог быть как бесконечно добрым и любящим, так и жестоким и внушающим страх [65] Мы могли бы связать это пересечение террора и добродетели с традициями Робеспьера и якобинской диктатуры, как кратко изложено в известном заявлении Робеспьера о «добродетели, без которой террор фатален; о терроре, без которого добродетель бессильна». Дзержинского часто называли «Робеспьером революции»; см. например: Семенов Ю. Предисловие // Поликаренков И. О Феликсе Дзержинском. С. 9. . В одном его жизнеописании, появившемся совсем недавно, в 2001 году, говорится: «Само лицо его, казалось, разделилось границей: свет и тень. Теневая сторона, обращенная к врагам революции, была сурова, а порой и жестока; светлая сторона, обращенная к друзьям народа и товарищам по партии, излучала любовь и заботливость» .