Генрих Шлиман - Илион. Город и страна троянцев. Том 1

Грот [1052]также считает важным доводом в пользу отождествления Нового Илиона с гомеровской Троей вышеупомянутую периодическую отправку локрийских дев в Илион для того, чтобы они делали там черную работу в храме Афины в качестве искупления греха локрийского героя Аякса, сына Оилея. Он полагает, что этих девушек не могли начать посылать во времена господства персов, как говорит Страбон [1053]; напротив, он находит в этом доказательство, что Илион существовал всегда и, следовательно, что он никогда не переставал быть обитаемым. Я могу добавить к этому то, что, согласно другому пассажу у Страбона [1054], илионцы говорили, что ежегодная отправка локрийских дев в Илион началась вскоре после падения Трои, и что город не был ни полностью разрушен осаждавшей его греческой армией, и что он никогда не был (полностью) заброшен. Историю города никто не мог сохранить лучше его обитателей.

Поскольку холм Гиссарлык, в каком бы отношении его ни рассматривать, отвечает указаниям «Илиады» касательно положения древнего Илиона, и тот факт, что город с тем же названием существовал здесь в позднейшие времена, скорее подтверждает, чем ослабляет его права на то, чтобы считаться тем самым городом, который прославил поэт. Единство имени – сильное доказательство в пользу единства места. Следует принять во внимание и то, что интерес, который испытывали древние к гомеровской Трое, был гораздо больше нашего; у них было множество источников информации, которые для нас утеряны; и они гораздо лучше были подготовлены к исследованию вопроса о том месте, ubi Troja fuit, чем мы с вами. Илионцы были эолийскими греками [1055], которые переселились в Троаду [1056]и, несомненно, смешались с оставшимися троянцами; они с горячим благочестием почитали Афину Илионскую и героев, которые пали в войне, которым, как мы уже видели [1057], они совершали заупокойные богослужения еще во времена императора Юлиана. Таким образом, все здесь стремилось к тому, чтобы сохранять память о Троянской войне и месте, где она происходила.

На Гиссарлыке стоял не просто древний и почтенный город; этот город был столь богат и могуществен, что на долине Трои вряд ли мог быть еще один столь же важный город; таким образом, его следует считать столицей Троянской земли [1058].

«Эта легендарная вера (в отождествление Нового Илиона с гомеровским Илионом) жила раньше и продолжала существовать, – как говорит Грот [1059], – и позднее, несмотря на топографические трудности. Гелланика, Геродота, Миндара, проводников Ксеркса и самого Александра они не смущали: случай с Александром – самый сильный довод, поскольку он получил лучшее образование своего времени под руководством Аристотеля; кроме того, он был страстным почитателем Гомера и постоянно перечитывал «Илиаду»; более того, он был лично знаком с передвижениями армий и жил в то время, когда карты, которые начались с Анаксимандра, ученика Фалеса, были известны, по крайней мере тем, кто хотел получить образование. Так что если, несмотря на все эти свои преимущества, Александр вполне верил в отождествление Илиона с Троей, не принимая во внимание топографические трудности, то, конечно, еще менее вероятно, чтобы пятью веками раньше, в эпоху сравнительной грубости и невежества, когда записи в прозе, как и географические карты, были совершенно неизвестны, на них бы обратил внимание сам Гомер или его слушатели». Далее Грот цитирует аргумент майора Реннелла [1060]: «Говорят, что Александр был страстным поклонником «Илиады» и у него была возможность решить на месте, насколько топография соответствует рассказу Гомера. Если бы ему показали место, где находится Бунарбаши, вместо того, где стояла Троя, он, возможно, усомнился бы в том, насколько можно верить или исторической части поэмы, или своим гидам. Невозможно поверить, чтобы человек со столь верными суждениями, как Александр, мог восхищаться поэмой, которая содержала долгую историю с подробностями военных действий и других дел, которые физически не могли иметь места в действительности. Какое удовольствие мог бы он получать, принимая за исторические события происшествия, которые не могли произойти? Однако он восхищался поэмой и, следовательно, должен был считать, что топография ей не противоречит; и это, безусловно, значит, что ему не показывали Бунарбаши в качестве Трои».

Далее Грот упоминает свидетельство Арриана, «который, хотя и был уроженцем Никомедии, занимал высокий пост в Малой Азии и славится точностью своих топографических сведений, описывает визит Александра в Илион, без малейшей мысли о том, что это место со всеми его реликвиями было всего лишь подделкой. Аристид, Дион Хризостом, Павсаний, Аппиан и Плутарх высказываются в том же духе» [1061].

Как я уже объяснял на предыдущих страницах [1062], благодаря двадцати шахтам, вырытым на месте Нового Илиона, которые точно обозначены на плане эллинского Илиона [1063], я установил, что ни один доисторический город из тех, что следовали один за другим здесь в ходе столетий, не выходил за пределы холма Гиссарлык, который образовывал северо-западный угол города и служил его акрополем. Этот акрополь, как и акрополь старой Трои, именовался Пергамом [1064]. Здесь находились храмы богов [1065], среди которых особенно славилось святилище Афины, богини – покровительницы города. Илионцы, которые твердо верили в древнюю традицию, что их город находится на том самом месте, что и древняя Троя, с гордостью показывали на своем Пергаме дом Приама, а также алтарь Зевса – хранителя домашнего очага, где был убит несчастный старец [1066], и такой же камень, как тот, на котором Паламед учил греков играть в кости [1067]. Они не имели совершенно никакого представления об археологии, поскольку принимали за несомненный факт, что троянцы ходили по той же самой поверхности земли, что и они сами, и что постройки, которые они показывали, было все, что осталось от старого города. Им и в голову не приходило, что руины могут существовать где-либо еще, кроме поверхности земли. Поскольку у них не было подвалов, то им не приходилось и делать раскопок; но тем не менее один раз они определенно произвели раскопки, поскольку на акрополе существует колодец [1068], выложенный камнями и мелом, который, очевидно, был вырыт позднейшими илионцами. Этот колодец был с большим трудом прорыт через множество доисторических стен домов. По странной случайности он, на глубине около 30 футов под поверхностью, прошел через толстые стены дома, который был крупнейшим домом сожженного города и который, как я твердо уверен, был домом вождя или царя, поскольку, как уже говорилось на предыдущих страницах, в нем или рядом с ним я нашел девять малых и больших кладов. Однако они с величайшим трудом пробились через эти стены домов, даже не заметив их, поскольку если бы они их заметили, то они могли бы решить заняться археологией; может быть, они могли бы раскопать и весь дворец и могли бы провозгласить его настоящим домом Приама – вместо того, что они показывали в 28 или 30 футах над ним, на поверхности холма. Раскапывая с тем же безразличием, пробившись через многие еще более древние стены домов, наконец, на глубине 53 футов, они достигли скалы, в которую врыли шахту достаточно глубокую, чтобы она достала до воды. Илионцы копали этот колодец сверху, в то время как в описании результатов моих раскопок я начну снизу.