Генрих Шлиман - Илион. Город и страна троянцев. Том 1

Далее Экенбрехер [1024], защищая Гиссарлык против Бунарбаши, говорит:

«Пророчество Юноны в оде Горация Justum ac tenacem… [1025], цитировалось как решительно доказательство против Нового Илиона. Велькер заявляет [1026]: «Нельзя и желать более решительного доказательства того, что Илион не был вновь построен на старом месте, нежели угроза Юноны, что Капитолий будет существовать и Рим будет господствовать лишь при том условии, чтобы Приама, Париса пепел стада топтали, звери без страха там щенят скрывали б:

На это мы ответим следующее. Юнона обещает, что 1) римляне будут счастливо править, пока широкое море будет шуметь между Илионом и Римом и 2) что Капитолий будет славно стоять и Рим будет побеждать, пока на курганах Приама и Париса будут пастись стада и звери безнаказанно прятать своих детенышей. В первой части этого пророчества содержится обещание вечного существования Капитолия; ибо сказано, что счастливая власть Рима, которую нельзя представить себе без существования Капитолия, продлится, пока между Римом и Троей будет шуметь море, то есть вечно. Юнона совершила бы contradictio in adjecto, если бы сказала во второй части своего обещания, что вечное существование Капитолия не обеспечено; однако она сказала бы именно это, если бы попыталась обозначить длину периода существования Капитолия не тем, что должно длиться вечно, как шум моря, но чем-то таким, что, может быть, не продлится вечно. Таким образом, она должна была думать, что стада и дикие животные должны вечно продолжать попирать гробницу Приама и Париса; таким образом, предполагается, что эти могилы находятся на каком-то определенном месте, возможно в удаленных долинах на вершинах Иды, где, видимо, будут вечно пастись стада и бродить дикие звери. То, что сказано о последнем, таким образом, имеет тот же смысл, как если мы могли сказать: «Пока коровы будут пастись в Альпах и дикие козы карабкаться на их вершины»; таким образом, это обещание не означает ничего другого, как «эта победоносная держава будет вечной». Однако больше ничего в этом пассаже не содержится; нет никаких следов доказательств того, что Новый Илион – это не то же самое, что гомеровский Илион. Однако мы предполагали бы, что Гораций пишет абсурдные вещи, если бы считали, что во второй части обещания – которую, как и первую, он вводит союзом dum, «пока» – он ставит условие, которое не обязательно должно было быть выполнено, в отличие от условия, содержащегося в первой части; то есть условие, которое не должно быть выполнено в том случае, если римляне построят город на месте этих гробниц, и которое будет выполнено, если они этого не сделают. Следовательно, он должен был предполагать, что во втором случае по этим курганам будут вечно бродить стада и дикие звери. Таким образом, он должен был использовать образ пасущихся стад и диких животных как символ вечности. Те, кто полагают, что нашел во второй части обещания условие [1027], что никакой город не должен никогда быть построен на месте древней Трои, не должны удивляться, что с нашим способом объяснения мы приписываем Горацию именно такой смысл.

Однако в нашей оде содержится нечто большее, чем обещание Юноны, которое мы уже обсудили. Далее говорится:

Относительно этого мы должны сказать: если действительно эти слова следует понимать как приказание никогда не строить Трою заново как условие победоносного величия Рима, то суждение Горация, безусловно, можно было бы выразить, сказав, что она никогда не перестраивалась, то есть что на месте гомеровской Трои никогда не было человеческого жилища; и что это место, таким образом, отличается от того, на котором во времена Горация стоял большой и процветающий город Илион. Однако слова Юноны не обязательно понимать так, что они содержат именно это условие. Их можно объяснить и так: это не запрет строить вообще на месте Трои Приама, но просто предписание не делать этого, предков не в меру чтя (ne nimium pii) и с преувеличенной уверенностью в прочности силы Рима. Действительно, я полагаю, что, учитывая обстоятельства, мы должны сказать, что Гораций хотел, чтобы его поняли так: поскольку если бы он считал, что условием величия Рима является именно то, чтобы на месте Трои Приама никогда больше ничего не строили, то любой мог бы сделать из этой оды вывод, что либо Юнона произнесла ложное пророчество, или что, перестраивая Трою, Рим уже веками работал на свою собственную погибель; ибо, согласно всеобщему убеждению, а также мнению наиболее выдающихся людей, на месте Трои Приама стоял город Троя, который римляне веками с изобильной щедростью старались поднять до самого цветущего состояния. Таким образом, мы можем объяснить слова Горация только так, что он хотел осудить неумеренное почтение к предкам и т. д., которое выражалось в восстановлении Трои, а не ее восстановление вообще. Светоний, возможно, дает нам объяснение того, почему поэт говорит это в столь выразительных словах. Он говорит нам, что незадолго до убийства Цезаря фактически ходили упорные и широко распространенные слухи, что он собирался перенести центр тяжести Римского государства в Илион [1028]. Насколько это подходило римским вкусам (или, скорее, было излюбленной идеей некоторых императоров), мы видим из того факта, что позднее Константин Великий перед тем, как основать Константинополь в Византии, с полной серьезностью выбрал окрестности Илиона в качестве своей новой столицы [1029]. Такие планы могли носиться в воздухе и во время Августа и могли вынудить Горация, который считал их погибельными, выразить свое мнение в такой резкой форме [1030]. Что касается всего остального, то сторонники Бунарбаши совершенно упускают тот факт, что никто в Риме никогда, ни в какую эпоху не думал о постройке Трои вне Нового Илиона на каком-либо месте, которое считалось идентичным с Троей Приама в противоположность Новому Илиону. Таким образом, Горацию и на ум не могло прийти предупреждать против таких планов.

Как и Горация, Эсхила [1031]также совершенно несправедливо приводят в доказательство против Нового Илиона. Он не говорит ничего больше, как то, что Троя была разрушена и место, где она находилась, опустело [1032]и что Афина захватила троянскую землю во владение, как часть добычи (λάχος) для детей Тесея [1033]. Если мы предположим, что под этим имелась в виду только часть троянской земли, то из этого не следует, что надо считать эту землю, как полагает Велькер, исключенной из всякого мирского пользования (и поэтому на ней и не должны были строить дома). И какая это была часть троянской земли? Действительно, Велькеру весьма точно известно, что это была область Бунарбаши, но он не поясняет, как он об этом узнал.