Жан-Пьер Шаброль - Пушка Братство

Несколько ружей вздрагивают в солдатских руках.

Высокий сержант успокоительно кладет ладонь на плечо Вероники Диссанвье и гремит на всю округу:

-- Штыки в землю!

Сначала его команду выполняют лишь стоящие рядом солдаты, a потом и в задних рядах приклады ружей взлетают вверх.

-- Да здравствует пехота!

-- Долой Винуа!

-- Долой Тьерa!

Эти выкрнки, сначала разрозненные, подхватывают бельвильцы, a потом и солдаты. По всему предместью ружья повернуты теперь штыками к земле. И вместо штыков вверх торчат приклады.

Сопровождаемый капитаном Лангром и трубачом, полковыик поворачивает коня и скачет галопом мимо уже разбредающихся рот.

После поспешного отъезда командиров кое-кто из солдат смутился духом, зато остальные свободно вздохнули. Их снова потащили в кабачки и в лавчонки. A им одного хочется: обсохнуть, согреться...

-- С самой полуночи нас с места на место перегоняли, велели чего-то ждать, да еще под таким дождем...

-- Здесь ждали, пока войска подтянутся, a там, на холмах, упряжек ждали...

-- Посчитай-ка, четверка коняг требуется для десятифунтового орудия, шестерка -- для тридцатифуятового, значит, подавай более двух сотен клячуг! Да на что начальство, в сущности, рассчитывало? Увезти сна

чала одну пушку, потом другую, a предместье так ничего и не заметит?

Ради очистки совести солдаты то и дело ссылаются на нерадивых генералов, твердят:

-- Вечно нет того, что надо, где надо и когда надо; так и под Шампиньи было, и под Бурже...

-- Haроду лошади не требуются, он сам свои пушки куда хошь дотащит,-отвечает Бельвиль.

Дождь перестал. Чувствуется, что вот-вот проглянет солнышко. Леокадия Лармитон, Фелиси Фаледони, Мари Родюк и Селестина Толстуха заботливо обтирают пушку "Братствb". На опустевшей Гран-Рю поблескивает булыжник. A чуть подалыне брошенная поперек улицы митральеза все еще роняет после долсдя крупные капли, словно плачет.

На перекрестке улицы Пуэбла каменотесы остановили гонца, посланного генеральным штабом, и отвели его в "Пляши Нога". Вот какиа сообщения вез он правительству от генерала Фарона:

"Ыаше продвижение в сторону Ла-Виллет остановлено*.

"B Менильмонтане воздвигнуты баррикады*.

"Войска в Бельвиле братаются с народом".

"Около десятка намих собственных орудий попало в руки мятежников*.

"Мэрия XX округа, занятая нашими войсками, окружена национальными гвардейцами Ранвье*.

"B одиннадцать часов генерал Фарон решил покинуть Бельвиль*.

Каждое из этих сообщений, прочитанных вслух, встречалось оглушительным ревом в низеньком зале "Пляшя Нога".

Затем послание аккуратно сложили, a гонцу после хорошего стаканчика вина наказали выполнить свои долr, то есть срочно доставить донесение тому, кому оно предназначается.

Вокруг митралъезы шли горячие споры. Командир орудия не так уж рвался стрелять по толпе, но зато категорически отказался передать ee баррикаде, тогда получилась бы целая батарея -- их митральеза и наша пушка "Братство". B этом его поддержали и артиллеристы. Надо сказать, что наши женщины во главе с Мартой не слишком на них наседали. Повсюду, где собирались группками по шесть-семь человек штатских и солдат,

споров не возникало. У дверей, куда ни глянь, беседовали вновь обретенные друзья, и каждый охотно обходил спорные вопросы, радуясь взаимному согласию.

-- Мы все патриоты!

-- Тьер и Бисмарк заодно действуют!

-- Любой богом забытый городишко и тот выбирает свою коммуну, a Париж, видите ли, не может!

-- Тьеру гражданская война нужнаl

-- Чтобы укротить черньl

-- Чтобы в Тюильри Орлеанский дом воцарился!

-- Чтобы задушить Республику!

-- Чтобы прижать рабочего, ведь это ему придется выплачивать пруссакам проклятую контрибуциюl

-- И они еще хотели заставить вас в народ стрелятьl

-- ...Да, да... нас... B народ! У-y, сволочи!

От булыжника поднимается парок, a бельвильская Гран-Рю еле слышно вздыхает из самых своих глубин наподобие опары, подходящей в квашне; и это брожение народа проникло в самые недра армии, армии, которая сливалась со своим народом.

Полковнику Леспио удалосъ cnaспги свои собсмвенные пушки только помому, что он дал письменное обязамельсмво прекрамимъ все враждебные действия. 203-й бамальон Национальной гвардии, к коморому npисоединились neхоминцы, кавалерисмы и aрмиллерисмы, омказавшиеся воевамь npомив народа, занимаем подсмупы к мэрии XX округа, хозяином которой смановимся Ранвъе, предъявивший улъмимамум генералу Фарону. Ho даже после заключения соглашения омход войск совершаемся не без мруда. Полку, омходящему no улице Рампар, преградила пумь баррикада, воздвигнумая на Фландрской улице. После переговоров ux npoпусмили, но чумъ подальше, на другой улице, воссмавшие смали преследовамь бегущие войска.

У нас теперь есть собственные гонцы, их рассылает Центральный комитет Национальной гвардии.

-- На улице Бафруа,-- рассказывает, задыхаясь, подмастерье краснодеревца,-- вот крику, вот opyl Члены Центрального комитета заперлись вдесятером в самой задней комнате, чтобы им не мешали работатьl

Делегаты обратились с призывом ко всем гражданам

доброй воли, желающим пойти в гонцы и на разведывательную службу.

Подмастерье, выпучив глаза, любуется нашим замечательным укреплением. Центральный комитет поручил ему подбивать граждан на постройку баррикад, a также выяснить расположение наших батальонов.

Монмармр был в руках Националъной гвардии. Варлен собирал вооруженные силы Баминъоля. Восмочные бамальоны амаковали казармы на Рейи и Шамо-д'O под командованием Брюнеля и Лисбонна*. Повсюду бамалъоны ждали приказов Ценмрального комимемa.

Другой гонец, мальчишка-разносчик, сообщает нам:

-- Центральный комитет окружает правительство с правого и с левого берега. Всякое сопротивление невозыожно. Бельвильцам идти к Ратуше!

x x x

-- На сей раз, кажется, удалось!

Стрелки Дозорного по улице Тампль направляются к Ратуше.

B конце улицы нас останавливает Ранвье, и мы сразу же начинаем выворачивать булыжники. Впереди -- площадь, пустынная, безмолвная.

Тем временем Брюнель собирает своих солдат на улице Риволи.

-- Весь этот район в наших руках,-- заявляет он.-- К префектуре идет Дюваль со стрелками V и XIII округов...

Бледному поручено держать всю ночь улицу Тампль на военном положении.

Этот приказ привез не более и не менее как сам Жюль Валлес:

-- Брюнель мне сказал: я был солдатом и я за то, чтобы казарменной дисциплине противостояла дисциплина мятежа. Подите-ка разыщите Ранвье, ведь он ваш лучший друг, и передайте ему по-дружески эти мои соображения. Сам я никак не могу это сделать, иначе получится, будто я желаю разыгрывать роль начальника.

Журналист чуточку обижен: он сбрил бороду и бдительные пикетчики в таком виде не сразу признают его.